Ярость - Уилбур Смит (1987)

– Значит, я был прав, – сказал Джо. – Ты веришь. Мы должны стать друзьями – добрыми друзьями. Впереди трудные дни, и понадобятся стальные люди. – Он протянул руку к заднему сиденью и взял свой дипломат. – Высади меня у центрального железнодорожного вокзала, товарищ.

* * *

Уже два часа как стемнело, когда Мозес добрался до лагеря в ущелье под пещерами Сунди и припарковал «бьюик» за цилиндрическим сооружением из гофрированных металлических листов, которое служило конторой экспедиции. Мозес пошел к хижине Тары Кортни, ступая неслышно, чтобы не встревожить ее. Он видел ее силуэт на брезентовой стене. Она лежала на койке и читала при свете лампы «петромакс»; он поскреб брезент и увидел, как Тара вздрогнула.

– Не бойся, – негромко сказал он. – Это я.Ее ответ прозвучал тоже негромко, но радостно:

– Боже, я думала, ты никогда не придешь.

Она была охвачена лихорадкой желания. Во время предыдущих беременностей ее мучила тошнота, она казалась себе разбухшей, и сама мысль о сексе в ту пору казалась ей отвратительной. Но сейчас, хотя она была беременна уже три месяца, ее желание стало безумным. Мозес как будто почувствовал эту потребность, но не торопился ее удовлетворять. Он, обнаженный, лежал на спине и был подобен столбу из черного гранита. Тара набросилась на него. Она всхлипывала и негромко вскрикивала, одновременно неловкая и искусная, ее тело, которое еще не разбухло из-за ребенка, дергалось над Мозесом; он лежал неподвижно, а Тара преодолевала пределы физической выносливости, пределы возможностей плоти, она была ненасытна, но наконец обессилела, скатилась с возлюбленного и лежала, тяжело дыша. Ее каштановые волосы промокли от пота и прилипли ко лбу и шее, а внутреннюю часть бедер окрасил тонкий слой крови – такой силы была ее страсть.

Мозес укрыл ее простыней и обнимал, пока она не перестала дрожать и дыхание ее не успокоилось. Тогда он сказал:

– Скоро начнется – мы согласовали время выступления.

Тара была так поглощена своими переживаниями, что ничего не поняла и тупо покачала головой.

– Двадцать шестого июня, – сказал Мозес. – По всей стране, во всех городах, в одно и то же время. Послезавтра я отправляюсь в Порт-Элизабет, в восточный Кейп, руководить там кампанией.

Это в сотнях километров от Йоханнесбурга, а Таре нужно быть рядом с ним. Охваченная печалью после физического изнурения любви, Тара чувствовала себя обманутой и брошенной. Ей хотелось возразить, но она с огромным усилием остановила себя.

– Сколько ты будешь отсутствовать?

– Несколько недель.

– О Мозес! – начала она, но, предупрежденная быстро изменившимся выражением его лица, замолчала.

– Эта американка, женщина по имени Годольфин… Ты с ней связалась? Без внимания прессы наши усилия ни к чему не приведут.

– Да.

Тара смолкла. Она едва не сказала, что все устроено, что Китти Годольфин встретится с ним когда угодно, но промолчала. Вместо того чтобы отдать американку ему и оказаться в стороне, у нее есть возможность остаться рядом с ним.

– Да, я говорила с ней. Да, я встретилась с ней в ее гостинице, и она готова увидеться с тобой, но сейчас ее нет в городе, она в Свазиленде.

– Плохо, – сказал Мозес. – Я надеялся встретиться с ней до отъезда.

– Я могу привезти ее в Порт-Элизабет, – энергично подсказала Тара. – Через день-два она вернется, и я привезу ее к тебе.

– Ты сможешь уехать отсюда? – с сомнением спросил он.

– Да, конечно. Я привезу съемочную группу на своей машине.

Мозес неуверенно хмыкнул, задумчиво помолчал и кивнул.

– Хорошо. Я объясню, как связаться со мной, когда вы приедете туда. Я буду в пригороде Нью-Брайтон, сразу за городом.

– Я могу быть с тобой? Остаться с тобой?

– Ты знаешь, что это невозможно. – Ее настойчивость раздражала. – Ни один белый без пропуска не может войти в черный пригород.