Ложь без спасения - Шарлотта Линк (2009)

Вечером, немного погодя после того, как он втолкнул ее в подвальное помещение и скрылся, пленница облегчилась в одном углу своей тюрьмы. Сначала она, дрожа и плача, проползла на четвереньках по всему подвалу в поисках ведра, которое он, может быть, поставил где-то для нее. Натолкнулась на стеллаж, сколоченный, вероятно, из неструганных деревянных досок, на которых, как ей показалось, стояли консервные банки, – а кроме этого, в помещении, размер которого она приблизительно определила в три на три метра, ничего не было. Абсолютно ничего. Ни лежака, ни одеяла, ни бутылок с водой. И уж точно ничего, что она могла бы использовать в качестве туалета.

Моник постаралась запомнить этот угол, чтобы всегда ходить туда, а не оставлять свои испражнения по всему полу, но уже сейчас, после того, как она поспала, женщина совершенно потеряла ориентацию в пространстве. Она ужасно мерзла, от цементного пола исходил ледяной холод. Ей не следовало так долго лежать, иначе она довольно быстро заработает воспаление почек, а ее мучителя, насколько она успела его узнать, ее боль и болезни волновать не будут. Может быть, его вообще уже ничто не волнует.

Одно ужасно долгое мгновенье Лафонд думала, что он решил оставить ее в этом подвале подыхать – просто больше не появляться здесь, предоставив ее голоду, жажде, холоду и мучительной смерти. Затем она снова попыталась подбодрить себя.

«Он хочет получить от меня информацию. У него не будет больше шансов что-то узнать, если я буду мертва».

Может быть, те страдания, которые она сейчас переносит, уже и есть пытка? Он хотел, чтобы она поддалась. Он заставил ее голодать и мерзнуть и доводил ее почти до потери рассудка в непроглядной темноте, чтобы сломить ее молчание. Но он, конечно, не оставит ее здесь действительно умирать.

Однако мог ли он оставить ее в живых? Он ничего не предпринимал, чтобы не быть ею опознанным. Все послеобеденное время они провели в ее квартире лицом к лицу, она знала, как он выглядит, и сможет его описать. Значит, у него никогда не было намерения подарить ей свободу и жизнь…

Моник знала, что ей нельзя впадать в панику, но чувство утраты времени снова и снова перехватывало дыхание и почти доводило до истерики. Пленнице постоянно казалось, что она вот-вот свихнется, и всякий раз, когда она начинала бороться с этим, ей приходила в голову мысль, что все было бы намного легче, если б она знала, сколько сейчас времени.

У нее имелись наручные часы, но на них не было светящегося циферблата, поэтому Лафонд ничего не могла разглядеть. Она все время подумывала о том, чтобы выдавить стекло часов и на ощупь определить положение стрелок, но боялась, что при этом сломает часы, и тогда у нее вообще не будет никакой возможности узнать время. А так она хотя бы могла, прикладывая руку к уху, еще слышать утешающее тиканье, которое давало ей ощущение последней связи с миром.

Время от времени Моник пыталась расслышать какие-нибудь звуки из дома, но все было тихо. Ни скрипа двери на шарнирах, ни звонка телефона, ни даже журчания при спуске воды в туалете. Убийца вполне мог привезти ее в заброшенный дом, но она видела, когда покидала багажник, что они находились посреди какого-то селения или небольшого городка, и сам вход в дом – точнее, узкая прихожая сразу за дверью – выглядел полностью обустроенным и жилым.

«Он живет в этом доме».

Но Моник находилась в самом отдаленном углу подвала, в плотно закрытом помещении, и поэтому не могла расслышать ничего из того, что происходило над ней.

Она стояла, прислонившись к стене и обхватив руками свое дрожащее от холода тело, и ждала. Ждала чего-то, не зная, что именно это будет, но что должно быть чем-то жизненно важным. Она ждала его, ждала информации о том, какими будут его следующие шаги. Ждала чего-то, что прорвет эту черноту, пустоту и безвременность вокруг нее. А может быть, она ждала всего лишь глотка воды…