За чертой - Кормак Маккарти (1994)

— Venga,[798] — зашипел в ухо зазывала. И потащил Билли за локоть.

Но Билли уже увидел под аляповатой свежей росписью фургона проступающую, будто затертые, но неустранимые потеки крови, старую надпись — надпись из прошлой жизни — и сразу узнал в нем фургон бродячей оперной труппы, который стоял когда-то, сверкая золочеными спицами колес, на дымном дворе асьенды Сан-Диего, когда они с Бойдом в незапамятные времена впервые заехали в ее ворота, а потом тот же фургон видели в придорожной роще, а рядом с ним в гамаке под тентом нежилась красавица-примадонна, ожидая, когда вернутся с мулами ее люди, которые так никогда и не вернулись. Он сбросил руку зазывалы с локтя.

— No quiero ver,[799] — сказал он.

— Sí, sí, — бормотал зазывала. — Es un espectáculo. Nunca ha visto nada como esto.[800]

Билли крепко схватил и сжал запястье зазывалы.

— Oiga, hombre, — сказал он. — ¿No quiero verlo, me entiende?[801]

Весь съежившись, зазывала стал бросать отчаянные взгляды на ведущего, а тот ждал, положив трость поперек кафедры. Все обернулись посмотреть на счастливца, который обнаружился на краю освещенного пространства. Женщина у колеса приняла кокетливую позу, приложив указательный палец к ямочке на щеке. Ведущий поднял трость и произвел ею круговое движение.

— Adelante, — крикнул он. — Qué pasó?[802]

Отпустив руку зазывалы, Билли отпихнул его, но тот не собирался униматься: он так и прилип к боку клиента, мелкими движениями пальцев пощипывая его за одежду и нашептывая на ухо о небывалом зрелище, которое его ожидает внутри фургона. И опять его окликнул ведущий. Сказал, что все ждут. Но Билли уже повернул к выходу; ведущий в последний раз его окликнул и что-то еще такое бросил про него в толпу, отчего все развеселились и стали со смехом на него оглядываться. Зазывала стоял с жалким видом, вертя в руках свою baraja,[803] но тут ведущий сказал, что третьей попытки с лотерейным колесом не будет, вместо этого женщина, которая его вращала, сама определит того, кого пропустят бесплатно. Она улыбнулась, пробежала взглядом накрашенных глаз по лицам и указала на мальчика, стоявшего в первых рядах, но ведущий заявил, что этот мальчик слишком молод, ему такое смотреть еще не положено, и тогда женщина надула губки и сказала, что все равно он muy guapo,[804] после чего выбрала какого-то работягу с кожей смуглой, как подгоревшая тортилья, который одеревенело стоял прямо перед ней в костюме с чужого плеча — видимо, взятом напрокат; она сошла к нему со своего помоста по ступенькам, взяла за руку, а в руках у ведущего появился рулон билетов, которые все дружно ринулись раскупать.

Выйдя за пределы освещенного гирляндами лампочек пространства, Билли прошел через поле туда, где оставил лошадей, заплатил establero,[805] отвел Ниньо подальше от других животных и сел верхом. Обернувшись, бросил взгляд на зарево праздничных огней, сияющее в бодрящем, пахнущем дымком воздухе, а потом пересек железнодорожные пути и направился по дороге к югу — из Мадейры в Темосачик.

Через неделю в предрассветной тьме проезжал через Бабикору. Тишина и прохлада. Никаких собак. Лишь цоканье лошадиных копыт. В свете луны голубоватые тени лошадей и всадника чуть вкось бежали по улице впереди, будто в нескончаемом безудержном падении. Дорогу на север, как выяснилось, недавно ровняли грейдером, и он поехал вдоль кромки, по мягкому земляному отвалу. Темными островами в рассветных сумерках возникали кусты можжевельника. Силуэты коров. Потом показался край белого солнца.

Напоив лошадей в поросшем густой травой siénega,[806] по периметру опоясанном колдовским кругом древних тополей, он здесь же развернул свою скатку и лег спать. Когда проснулся, рядом оказался человек на лошади. Сидит, на него смотрит. Он сел. Мужчина улыбнулся.

— Te conosco,[807] — сказал мужчина.

Протянув руку, Билли нащупал шляпу, надел.

— A-а, да, — сказал он. — И я знаю тебя.

— ¿Mánde?[808]