Коммодор Хорнблауэр - Сесил Форестер (1945)

Одному Богу известно, что это могут быть за «новые лица». Эти русские так любят порой напускать зловещую таинственность по пустякам. Это может быть абсолютно бесполезная затея, но, с другой стороны, он должен все разузнать об этом, прежде, чем отправит свои депеши в Англию. Пока катер плясал на волнах, он смотрел на осадные укрепления; издалека все еще доносилась канонада — он настолько привык к этому грохоту, что обратил на него внимание, только когда сосредоточился на его источнике — и над плоской равниной как обычно лежала длинная полоса дыма.

Затем шлюпка вошла в устье реки и руины Даугавгривы скрылись из глаз, за исключением купола церкви, на котором ему так часто доводилось стоять. Рига все приближалась и приближалась; шлюпке приходилось прижиматься к берегу, чтобы избежать быстрого течения Двины. Наконец весла плеснули в последний раз и катер заскользил вдоль ступеней набережной. Наверху его уже ожидал шубернатор со своим штабом и оседланная лошадь для Хорнблауэра.

— Это будет всего лишь недолгая поездка, — сказал Эссен, — и, думаю, то, что вас ожидает, стоит того, чтобы ее проделать.

Хорнблауэр взобрался на свою лошадь, с благодарностью кивнул груму, который держал ее под уздцы и они поскакали по мощеным улицам. Для них открыли небольшую дверь в восточной части укрепления — до сих пор ни один неприятельстий солдат не сунул носа на этот берег Двины — и они проехали по подъемному мосту, перекинутому через ров. На валу по ту сторону рва большая группа солдат сидели на корточках или лежали, не выходя из строя; когда кавалькада приблизилась, они поспешно вскочили на ноги, выравнивая ряды и затем, под звуки сигнального рожка, взяли мушкеты на караул. Полковые знамена развевались на слабом ветру. Эссен вытянулся, салютуя в ответ.

— Ну, что вы думаете о них, сэр? — спросил он Хорнблауэра с коротким смешком.

Солдаты были оборваны: то тут, то там сквозь прорехи в голубых или грязно-серых мундирах проглядывало голое тело. Они выглядели исключительно неуклюжими и даже вид у них был какой-то несолдатский. Конечно, любые войска станут оборванцами после длительной тяжелой службы, но у Хорнблауэра, окинувшего взглядом их шеренги, сложилось впечатление какой-то уж совсем особенной грязи и беспорядка. Эссен продолжал посмеиваться и Хорнблауэр пригляделся внимательнее, пытаясь найти причину этого веселья губернатора. Эссен наверняка привез его сюда не только для того, чтобы просто показать оборванных солдат — Хорнблауэр за последние три месяца насмотрелся на подобные картины до конца жизни. Здесь было несколько тысяч человек — сильная бригада или слабая дивизия; Хорнблауэр взглянул было на знамена, чтобы прикинуть, сколько всего собралось подразделений и от удивления чуть не расстался со своим ненадежным пьедесталом на конской спине. Знамена были красные с желтым — национальные цвета Испании и в тот момент, когда это до него дошло, он понял, что лохмотья — все, что осталось у них от синих с белым мундиров испанских Бурбонов, которые он возненавидел десять лет назад за время своего плена в Ферроле. И это было еще не все — на левом фланге виднелся одинокий серебристо-белый штандарт — цвета Португалии, развевающийся над изрядно потрепанным батальоном таких же оборванцев.

— Думаю, вы изрядно удивлены, сэр, — проговорил Эссен все еще хихикая.

— Кто все эти люди? — спросил Хорнблауэр.

— Некоторые из верных союзников Бонапарта, — ответил Эссен с иронией, — они были в корпусе Сен-Сира под Полоцком. В один прекрасный день они оказались достаточно далеко за линией аванпостов, чтобы пробиться на соединение с нами. Поедем, поговорим с их генералом.

Он послал свою лошадь вперед и вместе с Хорнблауэром подскакал к оборванному всаднику, восседавшему на тощей белой лошади во главе кучки еще более оборванных штабных офицеров.