Аннигиляция - Джефф Вандермеер (2014)

А еще здесь валялись вещи: ботинок без пары… обойма от автоматического пистолета… заплесневелые пробирки (образцы давно разложились или превратились в тошнотворную жижу)… распятие, которое выглядело так, будто его вырвали из стены… отсыревший планшет с рыжим налетом ржавчины на металлических частях… и – самое жуткое – рассыпавшийся плюшевый заяц с обтрепанными ушами. Скорее всего, кто-то тайком взял его в экспедицию – на удачу. С тех пор как Зону Икс окружила граница, детей тут, насколько я знаю, не бывало.

Примерно на полпути наверх оказалась площадка – именно здесь накануне ночью я заметила первую вспышку. Тишина давила на уши, никаких звуков движения надо мной я не слышала. Из двух окон – слева и справа – поступало больше света. Кровавые подтеки здесь прекращались, но стены по-прежнему были испещрены выбоинами от пуль. Пол был весь усыпан гильзами, но кто-то смел их в сторону, чтобы освободить дорогу к следующей лестнице. У левой стены в куче валялись винтовки и пистолеты, в том числе древние и не военного образца. Трудно сказать, когда из них в последний раз стреляли. Вспомнились слова топографа, и я уже не удивилась бы, попадись мне мушкетон или что-нибудь еще в этом роде.

Все вокруг покрывали пыль и плесень. Напротив крошечного квадратного окошка, за которым виднелся пляж и заросли тростника, на гвозде болталась сломанная рамка с поблекшей фотографией. Стекло, в пятнах и зеленых разводах плесени, пересекала трещина. На черно-белом снимке были изображены двое мужчин у подножия маяка, чуть в стороне стояла девушка.

Одного из мужчин – лет пятидесяти на вид, в рыбацкой кепке – кто-то обвел маркером. Широкое, грубое лицо, правый глаз сверкает орлиным взором, левого почти не видно из-за прищура. Другие черты, за исключением очертаний волевого подбородка, теряются за густой бородой. Мужчина не улыбался, но и не хмурился. Я достаточно общалась со смотрителями маяков и поэтому могла с уверенностью сказать, что это один из них. Было в нем нечто такое (может, из-за того, как пыль странным образом обрамляла его лицо), что заставляло признать в нем смотрителя. Или, может быть, я слишком много времени провела здесь, и мозг начал искать ответы на любые вопросы, даже самые простые.

Округлая громада маяка на фоне была яркой и четкой, дверь еще цела, никакого намека на то, что я увидела здесь. Интересно, когда сделали снимок? За сколько лет до того, как все произошло? Сколько лет смотритель жил по своему распорядку и соблюдал свои ритуалы? Общался ли он с местными, ходил ли в пивную?… Наверное, у него была жена. Может, девушка на фотографии – его дочь. Возможно, его знали все. Или, наоборот, он жил затворником. А может, и то и другое… В любом случае теперь это не имело никакого значения.

Я смотрела на него, пришельца из прошлого, стараясь понять по заплесневелому снимку, по линии скул, по бликам в глазах, как он повел себя, какими были его последние часы. Удалось ли ему уйти вовремя или нет? Может, он уже давно истлел в каком-нибудь потайном углу на первом этаже?… А может – меня вдруг передернуло от мысли, – он ждал наверху. В каком-то виде.

Я вынула снимок из рамки и сунула в карман. Смотритель пойдет со мной, хотя его вряд ли можно считать оберегом. На лестнице меня посетила забавная мысль: я не первая, кто прикарманивает эту фотографию. Кто-то всегда возвращается, чтобы снова вставить ее на место и обвести смотрителя.

* * *

Следы кровопролития продолжались, но тел я больше не встретила. По мере подъема усиливалось ощущение, что здесь совсем недавно кто-то жил. Сквозь затхлый воздух пробивался запах пота и чего-то вроде мыла. На лестнице было меньше мусора, стены были чистыми. Когда остался последний пролет перед помещением с лампой, я уже приготовилась к тому, что там меня кто-то ждет.