Аннигиляция - Джефф Вандермеер (2014)

Реальность подкрадывается к тебе и другими путями. В какой-то период наших отношений муж начал звать меня «Кукушкой» – за то, что я недостаточно принимала участие в его жизни. Говорил он это с доброй усмешкой, почти с улыбкой, но в глазах читался упрек. Когда мы ходили в бар выпить с его друзьями (уж очень он это дело любил), я вела себя, как преступник на допросе. Во-первых, это были его друзья, не мои, а во-вторых, я не любила «светскую» (или пустопорожнюю, как я ее называла) болтовню. Меня не интересовала политика, кроме тех случаев, когда политики посягали на экологию, то же касалось и религии. Все мои увлечения были завязаны на работе. Я жила работой, не могла сконцентрироваться ни на чем, кроме нее, но держала этот интерес при себе и об исследованиях не распространялась. Я не носила макияж и не следила за последними модными новинками и музыкой. Уверена, друзья мужа считали меня молчаливой или того хуже – ограниченной. Я даже слышала, как один из них сказал «до странного зашоренная», но не знаю, про меня или нет.

При этом, как и мужу, мне нравилось бывать в барах, пусть и по другой причине. Мне нравилась нервная полуночная обстановка. Мой мозг пытался решить какую-то задачу, обработать какие-то данные. Я была в другом месте, но в то же время как бы находилась в обществе. Мужа очень беспокоило мое состояние, и моя любовь к одиночеству мешала ему получать удовольствие от общения с друзьями, преимущественно коллегами по больнице. Он прерывался на полуслове и оглядывался на меня, пытаясь разглядеть, хорошо ли мне. А я в это время стояла в сторонке и потягивала неразбавленный виски.

– Кукушка, – спрашивал он потом, – тебе хоть было весело?

Я улыбалась и кивала, хотя наблюдать за причудливыми обитателями приливных бассейнов мне было гораздо интереснее. Моя пища – экосистемы и ареалы, оргазм – новое открытие, показывающее взаимосвязь всего живого. Наблюдение для меня всегда было важнее взаимодействия – и муж наверняка об этом знал. Однако мне так и не удалось доходчиво все это объяснить, хотя я пыталась и он даже слушал. При этом я вполне могла поддерживать любую видимость. Моим единственным талантом – или даром – является умение вступать в резонанс с окружением и сливаться с ним. Даже бар можно назвать, пусть и с натяжкой, своего рода экосистемой – и любой, кто видел меня у стойки со стаканом (если, конечно, не пытался разглядеть во мне что-то еще, как мой муж), нисколько не сомневался, что я хорошо себя чувствую в своем футляре, что я на своем месте.

Однако, несмотря на то что муж хотел, чтобы я была как все, сам он хотел выделяться. Я вспомнила об этом, увидев перед собой гору журналов, и подумала: с таким стремлением в одиннадцатой экспедиции ему было не место. Столько человек оставили здесь свои отчеты, и его отчет при всем желании не мог бы выделиться на их фоне. Приходилось признать: в конце концов его существование свелось к тому, что стало напоминать мое.

Глядя на все эти дневники, эти бумажные надгробия, я снова вспомнила, что мужа нет, и мне стало страшно. Я боялась найти в этой куче его журнал, прочитать настоящий отчет, а не бессодержательный разговор с руководством.

– Кукушка, ты любишь меня? – прошептал он как-то ночью, перед тем как уйти на обучающие курсы для экспедиции. – Я тебе нужен, Кукушка? – И при этом гнездо бросал он, а не я.

Да, любила, и нет, не нужен. Именно так и должно быть, думала я. Сегодня я кукушка, но завтра могу стать соколом или вороном, в зависимости от ситуации. Однажды я взмою в небо воробьем, а потом вдруг превращусь в скопу. Вся моя жизнь подчинялась течению времен года и ритмам природы – и не было причины настолько мощной, которая заставила бы меня отказаться от самой себя.

* * *