Анж Питу - Александр Дюма (1851)

– Я полагаю, что раз у вашего величества такая превосходная память, то вы вспомните, сколько лет прошло с тех пор, – ответил Жильбер. – Если я не ошибаюсь, юный садовник, о котором изволит говорить ваше величество, рылся ради куска хлеба в клумбах Трианона в семьдесят втором году. Теперь же у нас восемьдесят девятый год. Значит то, о чем вы говорите, государыня, было семнадцать лет назад. В наше время это срок немалый. Этого более чем достаточно, чтобы превратить дикаря в ученого: при некоторых обстоятельствах душа и разум зреют быстро, словно цветы и травы в теплице, а революция, ваше величество, – это теплица для ума. Ваше величество на меня смотрит и, несмотря даже на остроту взгляда, не замечает, что шестнадцатилетний мальчик стал тридцатитрехлетним мужчиной. Поэтому вы напрасно удивляетесь тому, что невежественный, наивный Жильбер, надышавшись воздухом двух революций, сделался ученым и врачом.

– Невежественный – пускай, но наивный? – в ярости вскричала королева. – Вы, кажется, назвали юного Жильбера наивным?

– Если я ошибся, ваше величество, и наделил этого юношу качеством, каковым он не обладал, то откуда вашему величеству знать, что у него был недостаток, прямо противоположный наивности?

– О, это совершенно другое дело, – помрачнев, ответила королева, – быть может, мы поговорим о нем, но в другой раз. А сейчас давайте лучше вернемся к человеку ученому, образованному и безукоризненному, который стоит передо мною.

Слово «безукоризненный» пришлось Жильберу не по душе, он прекрасно понял, что это лишь новое оскорбление.

– Давайте вернемся, – согласился он, – и пусть ваше величество скажет, с какою целью вы позвали его к себе.

– Вы предложили свои услуги в качестве королевского врача, – ответила Мария Антуанетта. – Но вы должны понимать, сударь, что я слишком дорожу здоровьем своего супруга, чтобы вверять его человеку, которого знаю недостаточно хорошо.

– Да, я предложил свои услуги, – отозвался Жильбер, – они были приняты, и у вашего величества не должно возникнуть подозрение относительно моих способностей или усердия. Прежде всего я – врач политический, государыня, меня рекомендовал господин де Неккер. Что же до остального, то если я не понадоблюсь государю как политик, то буду ему хорошим врачом – разумеется, настолько, насколько наука о человеке может быть полезна творению создателя. Но я буду государю не только советчиком и врачом – главное, ваше величество, я буду ему добрым другом.

– Добрым другом? – с новым презрением воскликнула королева. – Вы – друг короля?

– Конечно, – невозмутимо отвечал Жильбер. – А почему бы и нет, ваше величество?

– Ну да, благодаря вашим тайным силам, с помощью оккультных наук, – пробормотала Мария Антуанетта. – Как знать, быть может, нас ждет новая Жакерия или восстание майотенов[161], и мы возвратимся назад, в средневековье? Вы вернетесь ко всяким приворотным зельям и колдовству. Вы будете править Францией с помощью волшебства, будете новым Фаустом или Никола Фламелем[162].

– У меня вовсе нет таких намерений, ваше величество.

– Нет, как же! Сколько чудовищ, более кровожадных, чем те, что были в садах Армиды, более кровожадных, чем даже Цербер, усыпите вы на пороге нашего ада.

Произнося слово «усыпите», королева устремила на Жильбера испытующий взгляд.

На сей раз врач невольно покраснел.

Марию Антуанетту это обстоятельство весьма обрадовало: она поняла, что угодила в уязвимое место.

– А вы их усыпите, – продолжала она, – ведь вы учились везде и всему и не преминули, должно быть, изучить науку магнетизма у современных шарлатанов, которые делают сон предательским и выпытывают у людей их тайны, пока те спят.

– Верно, ваше величество, – я много и долго учился под руководством ученого Калиостро.