Анж Питу - Александр Дюма (1851)

Но Жильбер был не из тех, кого может смутить королевское молчание.

– Вы слышали, ваше величество? – твердо сказал он. – Господин де Лафайет находится внизу и ждет приказаний вашего величества.

Королева по-прежнему молчала.

Король сделал над собой усилие.

– Пускай ему скажут, что я благодарю его, и пригласят подняться.

Один из офицеров поклонился и вышел.

Королева отступила на три шага.

Но король почти повелительным жестом остановил ее.

Придворные стеснились в две группы.

Шарни и Жильбер остались рядом с королем.

Все остальные ринулись к королеве и выстроились позади нее.

Раздался звук шагов, и в дверях показался г-н де Лафайет.

При его появлении все смолкли, и в наступившей тишине чей-то голос рядом с королевой произнес:

– Вот Кромвель.

Лафайет улыбнулся.

– Кромвель не пришел бы к Карлу Первому один, – сказал он.

Людовик XVI обернулся к этим безжалостным друзьям, которые хотели обратить во врага человека, пришедшего ему на подмогу.

Потом он сказал графу де Шарни:

– Граф, я остаюсь, когда здесь господин де Лафайет, мне нечего бояться. Велите войскам отступить к Рамбуйе. Наружные посты займет национальная гвардия, а посты во дворце – мои гвардейцы. – Потом он обратился к г-ну де Лафайету: – Пойдемте, генерал, мне нужно с вами побеседовать. – Видя, что Жильбер отступил, собираясь удалиться, он добавил: – Вы тоже не помешаете, доктор, идите с нами.

И король направился в один из кабинетов, указывая дорогу Лафайету и Жильберу, которые последовали за ним.

Королева проводила их глазами и, когда дверь за ними затворилась, сказала:

– Ах, бежать нужно было бы сегодня же! Мы бы еще успели. Завтра, может быть, будет уже поздно.

Затем она тоже вышла и удалилась в свои покои.

Тем временем в окна дворца полыхнуло огромное пламя, напоминавшее о пожаре.

То был огромный костер, на котором жарились части лошадиной туши.

XXIV. Ночь с пятого на шестое октября

Ночь прошла довольно спокойно, собрание заседало до трех часов утра.

В три часа, прежде чем разойтись, члены Национального собрания отрядили двух приставов, которые проскакали по всему Версалю, сначала посетили дворец, потом осмотрели парк.

Везде царило спокойствие или видимость спокойствия.

Незадолго до полуночи королева пожелала выйти из-за решетки, окружавшей Трианон, но национальная гвардия отказалась ее пропустить.

Она ссылалась на то, что ей страшно, однако стражи возразили, что в Версале она в большей безопасности, чем где бы то ни было.

Ей пришлось удалиться в свои не слишком просторные покои; видя, что их охраняют самые преданные ее гвардейцы, она и впрямь успокоилась.

У дверей она повстречала Жоржа де Шарни. Он был вооружен и опирался на короткое ружье, состоявшее на вооружении драгун, а также гвардейцев. Это было новшество: обычно гвардейцы, которые несли охрану вне дворца, были вооружены только саблями.

Королева приблизилась к нему.

– А, это вы, барон, – сказала она.

– Да, государыня.

– Верны, как всегда!

– Здесь мой пост.

– Кто вас сюда поставил?

– Мой брат, ваше величество.

– А где ваш брат?

– При короле.

– Почему он при короле?

– Потому что он глава семьи, так он сказал, и это дает ему право умереть за короля, главу государства.

– Да, – с ноткой горечи отозвалась Мария Антуанетта, – а вы имеете право умереть только за королеву.

– Если когда-нибудь бог даст мне исполнить долг и отдать за вас жизнь, государыня, – с поклоном отвечал молодой человек, – это будет для меня великая честь.

Королева повернулась, чтобы уйти, но в сердце ей закралось подозрение.

– А графиня? – спросила она. – Что с графиней?

– Государыня, графиня вернулась десять минут назад и велела устроить себе постель в передней вашего величества.