Анж Питу - Александр Дюма (1851)

Тетка, подобрав экю, обтерла его и сунула в деревянную плошку, где ему, среди пригоршни подобных монет, надлежало ждать, когда его обменяют на стертый луидор.

Но, убирая монетку, доставшуюся ей столь необычным образом, она вздохнула и подумала, что Питу, быть может, имел право доесть до конца, раз уж он столь щедро заплатил.

XXIX. Питу-революционер

Уплатив первый долг послушанию, Питу возжелал насытить первые стремления сердца. Приятное это дело – послушание, когда приказ хозяина помогает осуществить тайные влечения послушного слуги.

Итак, он взял ноги в руки и по узкой улочке, выйдя из Плё на улицу Делоне, по обеим сторонам окаймленную изгородями и обвивающую зеленым поясом эту часть городка, пустился прямиком через поле, чтобы поскорее добраться до фермы в Пислё.

Но вскоре поступь его замедлилась, каждый шаг навевал ему воспоминания.

Когда мы возвращаемся в город или деревню, где родились, мы ступаем по нашей юности, ступаем по нашим минувшим дням, которые, как сказал английский поэт, расстилаются у нас под ногами, подобно ковру, чтобы почтить память вернувшегося путника.

На каждом шагу, с каждым биением сердца рождаются воспоминания.

Здесь мы страдали, там блаженствовали, здесь рыдали от горя, там прослезились от радости.

Питу не привык анализировать, но ему пришлось стать мужчиной: всю дорогу он копил в душе воспоминания и явился на ферму мамаши Бийо исполненный впечатлений.

Когда в сотне шагов от него показалась длинная гряда крыш, когда он измерил взглядом столетние вязы, которые пригибаются, взирая с высоты на то, как дымятся замшелые печные трубы, когда он услышал издали шум стад, их топот и мычание, собачий лай, стук повозок, – он сдвинул каску на самую макушку, поправил на боку драгунскую саблю и постарался напустить на себя бравый вид, как подобает влюбленному вояке.

Это ему удалось, судя по тому, что вначале его никто не узнал.

Какой-то работник поил лошадей у пруда; он услышал шум, обернулся и сквозь растрепанную крону ивы заметил Питу, вернее, его каску и саблю.

От изумления работник застыл на месте.

Проходя мимо, Питу его окликнул:

– Эй, Барно! Здорово, Барно!

Потрясенный тем, что каске и сабле известно его имя, работник стянул с головы шапку и выпустил поводья.

Питу, ухмыляясь, пошел дальше.

Но работник не успокоился: добродушная улыбка Питу пряталась под каской.

Тем временем мамаша Бийо из окна столовой заметила солдата.

Она встала.

В деревнях тогда было тревожно. Ходили страшные слухи; поговаривали о разбойниках, которые рубили леса и уничтожали еще неспелые хлеба в полях.

Что сулило появление этого солдата? Нападение? Защиту?

Мамаша Бийо с головы до ног окинула Питу цепким взглядом; ее удивило сочетание деревенских штанов со сверкающей каской, и следует признать, что предположения ее клонились скорее в сторону опасения, чем в пользу надежды.

А солдат, кем бы он ни был, уже вошел в кухню.

Мамаша Бийо сделала два шага навстречу гостю. Питу, не желая уподобляться невеждам, снял с головы каску.

– Анж Питу! – ахнула она. – Это Анж!

– Добрый день, госпожа Бийо! – ответствовал Питу.

– Анж! Ах ты, боже мой! Ну кто бы подумал! Ты, значит, записался в солдаты?

– Да уж, записался! – фыркнул Питу.

И снисходительно усмехнулся.

Потом он оглянулся вокруг, не видя того, что искал.

Мамаша Бийо улыбнулась: она поняла, почему озирается Питу.

– Ты ищешь Катрин? – бесхитростно спросила она.

– Да, госпожа Бийо, – отозвался Питу. – Я хочу засвидетельствовать ей свое почтение.

– Она вешает белье. Да присядь же ты, погляди на меня, скажи что-нибудь.

– С удовольствием, – сказал Питу. – Ну, здравствуйте, госпожа Бийо, здравствуйте, здравствуйте.

И Питу взял стул.