Сталинград - Энтони Бивор (1998)

Военачальники провели ту субботу в Генштабе, изучая возможности формирования в течение двух следующих месяцев новых армий и бронетанковых корпусов. Чем больше Жуков и Василевский смотрели на выгнувшиеся далеко вперед полумесяцем немецкие позиции с двумя уязвимыми флангами, тем сильнее крепло их убеждение в том, что единственным решением, заслуживающим рассмотрения, должно быть такое, которое «резко изменило бы стратегическую обстановку на юге страны в нашу пользу».[540] В Сталинграде, заявил Жуков, нужно вести оборонительные бои, изматывающие противника, используя для этого минимальные возможности. Тратить силы на контратаки, по его мнению, бессмысленно. Главное – не дать немцам закрепиться на правом берегу Волги. Внимание вермахта будет полностью сосредоточено на том, чтобы полностью овладеть городом, а ставка тем временем незаметно для разведки противника соберет в тылу свежие соединения. Эти соединения нанесут фланговые удары, что создаст предпосылки для окружения 6-й армии.

Сначала советский вождь принял это предложение без особого воодушевления. Он опасался, что, если немедленно не принять решительные меры, Сталинград будет потерян. Потом Верховный главнокомандующий предложил компромисс – атаковать не на флангах, а ближе к городу. Жуков ответил, что в этом случае немцы смогут быстро перебросить свои основные силы на это направление и отразить наступление. В конце концов советский вождь осознал преимущества плана, который предложили ему генералы.

Большую роль сыграло и то, что Сталин, в отличие от Гитлера, не был одержим идеологическими вопросами. После катастрофы 1941 года он полностью переосмыслил и тактику, и стратегию Красной армии. Военная наука 20-х и 30-х годов себя изжила – представления о ведении войны устарели. Он понял не только, как эффективны для уничтожения врага «глубокие операции»[541] – рейды механизированных ударных армий, еще недавно считавшиеся в РККА ересью, но и многое другое. Вечером 13 сентября Сталин полностью одобрил план Жукова и Василевского и настоял на строжайшей секретности. Генералам «в категорической форме было предложено никому ничего не говорить».[542] Операция получила кодовое название «Уран».

Жуков был не просто хорошим стратегом, он умел блестяще воплощать свои замыслы в жизнь. Сталин не раз восхищался целеустремленностью Жукова. Теперь, не желая повторять ошибки сентябрьских наступлений севернее Сталинграда, когда в бой были брошены необученные и плохо оснащенные части, он назвал подготовку войск одной из главных задач – от нее в немалой степени будет зависеть успех наступления. Дивизии резервной армии, как только те были сформированы, Жуков и Василевский направляли на относительно спокойные участки фронта – там солдаты получали необходимый боевой опыт. Это дало и дополнительное преимущество – такие перемещения ввели в заблуждение немецкую военную разведку. Полковник Рейнхард Гелен, энергичный, но излишне самоуверенный руководитель Fremde Heere Ost,[543] сделал выводы, что командование Красной армии планирует крупное наступление против группы армий «Центр». В целом это соответствовало действительности. В целом, но не в деталях.

Донесения разведки и допросы пленных подтверждали первоначальное предположение, что удары русских будут нацелены на румынские армии, расположенные на флангах 6-й армии.

В начале второй половины сентября Жуков выехал на северный фланг немецкого выступа. Поездка была строго секретная. Как-то ночью лейтенант Александр Гличев, командир разведроты 221-й стрелковой дивизии, получил приказ явиться в штаб дивизии. Перед штабным блиндажом стояли два «виллиса» – на таких машинах обычно ездили высшие командиры. Гличев доложил, что прибыл. Какой-то полковник, выслушав его, приказал сдать оружие и поставил задачу – быть сопровождающим в поездке вдоль линии фронта. Лейтенанту велели сесть рядом с водителем в один из «виллисов» и ждать.