Сталинград - Энтони Бивор (1998)

Основной удар соединения Красной армии нанесли с запада. К середине второго дня наступления, 11 января, они захватили Мариновку и Карповку. На поле боя осталось больше 1500 трупов немецких солдат и офицеров…

Как только сражение закончилось, около немецких окопов появилась какая-то крестьянка. Она спешила собрать одеяла – или для собственных нужд, или чтобы обменять их на продукты… Эрих Вайнерт, сопровождавший наступающие войска, увидел, как русские солдаты выбрасывают из кузовов захваченных штабных грузовиков бумаги – им не терпелось воспользоваться машинами. «Карповка стала похожа на огромную барахолку», – писал он в те дни. Однако следы войны были повсюду. Вайнерт свидетельствует: «Повсюду лежат убитые в жутких позах, с раскрытыми ртами и глазами, в которых застыл ужас, насквозь промерзшие, с раскроенными черепами и вывалившимися внутренностями, с повязками на руках и ногах, пропитанными составом от обморожения».[852]

Удивительно, но 6-я армия, солдаты и офицеры которой были истощены физически и подавлены всем происходящим морально, имели мало техники и боеприпасов, оказала русским очень упорное сопротивление. Самым красноречивым свидетельством этого являются данные о потерях, понесенных советскими войсками в три первых дня наступления. Донской фронт потерял 26 000 человек убитыми и ранеными и половину танков. Для советского командования жизнь людей значила не много. Красноармейцы наступали плотными цепями и становились легкой мишенью. Белые маскхалаты в основном предназначались для разведчиков и снайперов, поэтому в заснеженной степи тут и там темнели бугорки – это были русские солдаты, которым уже никогда не придется встать.

Бойцы Красной армии вымещали свой гнев на немецких пленных – завшивевших, тощих как скелеты. Одних расстреливали прямо на месте. Других косили автоматными очередями, когда те маленькими колоннами брели в плен. Был случай, когда командир штрафной роты заставил пленного немецкого офицера встать перед ним на колени, выкрикнул что-то вроде приговора и тут же пристрелил.

Рано утром 12 января советские 65-я и 21-я армии вышли к западному берегу замерзшей реки Россошка. Карповский выступ был, таким образом, ликвидирован. Немецким частям, которые отступили, намереваясь продолжать сражаться, пришлось тащить противотанковые орудия на себе. Конечно, если была возможность, в качестве тягловых животных использовали русских пленных, загоняя их до смерти. Окапываться не было ни сил, ни возможности, промерзшая земля была тверже камня. Генерал Штрекер впоследствии писал: «Вместо того чтобы рыть окопы, наши солдаты возводили насыпи и блиндажи из снега».[853] Гренадеры 14-й танковой дивизии оказывали ожесточенное сопротивление, в голой замерзшей степи, даже несмотря на то, что у них практически не осталось боеприпасов.[854]

В тот день в 6-й армии мало кто вспомнил, если вообще вспомнил, о юбилее Геринга – командующему военно-воздушными силами Третьего рейха исполнилось 50 лет. Нехватка горючего и боеприпасов была катастрофической. Паулюс нисколько не преувеличивал, посылая Цейтцлеру тревожную телеграмму: «Боеприпасы на исходе. Отбивать атаки нечем».[855] Когда остаткам группы Валлраве, занявшим бывшие позиции русских, подготовленные еще прошлым летом, на следующий день пришлось противостоять очередному массированному штурму, немцы из-за нехватки патронов смогли открыть огонь только на близком расстоянии.[856]