Сталинград - Энтони Бивор (1998)

Для команд наземного обслуживания – механиков, специалистов по вооружению и связи – подготовка самолетов к трем, четырем, пяти боевым вылетам в день означала работу без перерывов. Экипажи самолетов немного отдыхали лишь перед рассветом. Единственные часы, когда они могли оторвать взгляд от неба над этой «бескрайней страной»… В начале сентября по ночам уже случались заморозки, а 17 сентября внезапно резко похолодало. Форма многих немецких солдат и офицеров к этому времени уже была изношена до предела. «Обмундирование наших военнослужащих, – отмечал один врач, – протерто так сильно, что нередко им приходится надевать вещи русских солдат».[303]

На Мамаевом кургане продолжались кровопролитные бои, но не менее ожесточенные сражения теперь шли и в районе элеватора – огромного железобетонного зернохранилища на берегу Волги. Стремительное наступление 48-го танкового корпуса вермахта буквально отрезало эту естественную крепость от остальных советских частей. Ее защищали бойцы 35-й гвардейской стрелковой дивизии. В ночь на 17 сентября им на помощь смог пробиться взвод морской пехоты под командованием лейтенанта Андрея Хозяинова. У моряков было два старых пулемета «максим» и два противотанковых ружья. Когда к ним вышли немецкие парламентеры с белым флагом, чтобы предложить сложить оружие, морские пехотинцы ответили пулеметной очередью. После этого на элеватор обрушили огонь немецкие орудия – артиллеристам была поставлена задача подготовить плацдарм для саксонской 94-й пехотной дивизии.

18 сентября защитники элеватора – их осталось около 50 человек – отразили десять штурмов. Понимая, что боеприпасов и продовольствия им ждать неоткуда, они прицельно расходовали патроны, экономили еду и воду. Двое суток они сражались в ужасных условиях. Бойцы задыхались от пыли и дыма – даже зерно в элеваторе воспламенилось. Скоро у них почти не осталось питьевой воды. Нечем было охладить и раскалившиеся пулеметы. Предположительно морские пехотинцы использовали для этого собственную мочу, что достаточно часто практиковалось во время Первой мировой войны, но в советских источниках таких подробностей нет.

20 сентября подошли новые немецкие танки, чтобы наконец покончить с защитниками элеватора. К этому времени у них закончились гранаты и патроны к противотанковым ружьям. Оба «максима» вышли из строя. Не в силах ничего разглядеть сквозь дым и пыль, затянувшие зернохранилище, русские только перекрикивались осипшими голосами. Когда немцы ворвались на элеватор, морские пехотинцы и бойцы 35-й дивизии стреляли в них, ориентируясь на звук, а не на силуэты. Ночью оставшиеся в живых, у которых была всего горстка патронов, покинули элеватор и пробились к своим. Раненых им пришлось оставить. Несмотря на ожесточенность боев, немцы едва ли могли занести эту победу себе в актив, однако Паулюс как символ Сталинграда выбрал именно изображение огромного зернохранилища. Элеватор красовался на нарукавной нашивке, специально разработанной в штабе 6-й армии.

Шедшие несколько дней бои за полуразрушенные здания в центре города, которые упорно обороняли советские солдаты, стоили немцам больших потерь. Эти «гарнизоны» красноармейцев из разных частей, страдая от ран, контузий, жажды и голода, стояли насмерть. Ожесточенные сражения разгорелись за здание универмага на Красной площади, в котором размещался штаб 1-го батальона 42-го гвардейского стрелкового полка. Другим неприступным редутом стали мастерские, известные как «гвоздильный завод». В расположенном неподалеку трехэтажном здании гвардейцы отчаянно сражались на протяжении пяти дней. Дыхательные пути у них были забиты мельчайшей кирпичной пылью. Раненые умирали в подвале – оказать им медицинскую помощь было некому: молоденькая медсестра сама получила смертельное ранение в грудь. В самый последний момент, когда стены были пробиты и немецкий танк въехал в здание, защитники наконец покинули его. К своим прорвались шесть человек – столько бойцов осталось из целого батальона.