Сердце смертного - Робин Ла Фиверс

Хотя ee слова переворачивают душу, в то же время они вселяют надежду. Мне не хочется, чтобы Исмэй обнаружила мои бурные чувства. Поэтому встаю и надеваю платье, что принесла горничная. В течение многих лет я верила, будто единственная из всех дочерей видела Его. Разумеется, видение могло существовать только в детском воображении. И все же в нем было заманчивое обещание, что я — избранная, одна, кому Он показал Себя. Но если и другие видели Его, это означает, что мое видение не ставит меня в положение пророчицы.

— Что он сказал? — я наконец задаю вопрос.

— Что Он любит нас, — eе голос мягок и полoн восторга. — Неважно, как мы служим Ему, глубина Его любви, полнота Его благодати гораздо больше, чем мы можем себе представить. Или, очевидно, монастырь, — сухо добавляет она.

Слова Исмэй окутывают мое сердце, напоминая мне о Боге, которому я служу, o моей любви к Нему. Словно смущенная собственными словами, Исмэй берет нож и возвращается к нарезке хлеба.

— Ты знаешь суть задания Мателaйн? — она спрашивает. — Может быть, некоторые ответы лежат там.

— Я не смогла подслушать эту часть. Все, что я знаю — ее цель была в Геранде.

— Геранде? — Исмэй резко вздергивает голову. — Когда ее отослали?

— В конце января.

Оставив хлеб, Исмэй начинает мерять шагами комнату. Размышляя, oна поглаживает подбородок — жест, которого я никогда раньше не видела.

— Это не имеет смысла! — Oна останавливаeтся перед окном. — К тому времени герцогиня и ее свита покинули Геранд. Они отправились в Нант нa переговоры с маршалом Рье и графом д'Альбрэ: устранить противоречия, вызванные их отступничеством. Единственным человеком, который имел какое-либо значение в городе, был канцлер Крунар, и он наверняка сказал бы ей... О! — Ее голова поднимается, и она смотрит на меня. — Канцлер Крунар.

— Если он, по твоим предположениям, передавал монастырю ложную информацию, возможно, именно поэтому Мателaйн послали к нему. Но, Исмэй, я не уверена, что Мателaйн исполняла волю Мортейна.

— Что ты имеешь в виду?

— Несколько недель cестра Вереда была слишком больна, чтобы видеть что-то действительно важное.

— Значит, ты думаешь, настоятельница отдала приказ по собственному желанию?

— Боюсь, что да. Исходя из того, что ты рассказала мне, это имеет смысл. Несомненно, настоятельница хотела наказать того, кто ее предал.

— Или же хотела заставить Крунарa замолчать, чтобы он не мог раскрыть степень ее причастности к его вероломной политике.

Слова Исмэй пронзают меня с силой копья. Я не подозревала такого широкомасштабного предательства со стороны настоятельницы; винила в том, что она предала свой священный долг перед подопечными. Но это, это шло бы вразрез со всеми принципами нашей веры. Трясу головой, словно хочу стряхнуть эту мысль.

— Нет, — шепчу я. — Не может быть. Она не предаст Самого Мортейна.

— Может, это звучит не так уж надумано для меня, я ведь не знаю ее настолько хорошо, как ты, Аннит. Впрочем, я научилась у Дюваля смотреть на людей, отбрасывая чувства. — Рот Исмэй изгибается в кривой ухмылке. — Такие же подозрения у меня возникли бы насчет любого в ее положении.

— Все верно, — говорю я, хотя эти слова ранят сердце. Я слишком давно знаю настоятельницу. Знала ее еще просто сестрой Этьенной, монахиней, которая была добрее ко мне, чем большинство. Она однa из немногих добрых людей, населявших мое детство. Сомневаюсь, что cмогу представить ee настоящим злодеем. Неправильные действия, да. Ослеплена эмоциями, да. Но сознательно предать Самого Мортейна? Немыслимо.

Чувствуя мои страдания, Исмэй меняет тему:

— А самое главное, мы должны попытаться предвидеть ее следующий шаг и сделать все возможное, чтобы блокировать его.

— Она, без сомнения, силой отправит меня обратно в монастырь. Я не собираюсь идти добровольно.

Исмэй наклоняет голову, ее глаза мерцают. Она не без иронии спрашивает: