Королева - Салли Беделл Смит (2013)

Кроссман, как и многие другие, ценил способность королевы расположить к непринужденному общению, отмечал ее “приятный смех” и утверждал, что “на самом деле она довольно импульсивна” (34). Королева во время аудиенций с Кроссманом позволяла себе откровенные замечания по широкому кругу вопросов, а он, в свою очередь, гордился умением подметить нюансы ее характера. При упоминании дамы Эвелин Шарп, грозной чиновницы, ответственной за городскую реконструкцию, королева обронила: “Ах, эта! Знаете, она мне не нравится” (35). Про церемонию принесения присяги Тайным советом она сказала: “Филипп всегда считал ее пустой тратой времени”. Однако Елизавета II не знала, что ее собеседник старательно фиксирует все откровения в своих пухлых дневниках. Когда после смерти Кроссмана в 1974 году хранители его литературного наследия собрались опубликовать эти записки, Мартин Чартерис убедил их исключить оттуда “самые неоднозначные фрагменты”, в том числе с высказываниями королевы.

Барбару Касл, отличавшуюся резким юмором и взрывным характером, Елизавета II покорила своим остроумием и “природным обаянием” (36), и отношения между ними установились вполне дружеские. После торжественного банкета в 1965 году Касл слушала, как Елизавета II с принцессой Маргарет обсуждают принца Чарльза, беспокоящегося по поводу приемных экзаменов в университет. “Мы с тобой ни за что бы не поступили” (37), – сказала вдруг королева сестре, и лейбористка поспешила убедить монарха, что “там все не так страшно, как кажется”. Касл поражало, насколько искусно Елизавета II может лавировать в разговоре с политиками противоположных взглядов, храня в памяти массу биографических подробностей, “благодаря чему беседа держится в безопасном, политически нейтральном русле” (38).

Бенн, однако, по-прежнему принимал в штыки Елизавету II и все, что она олицетворяла, – не смягчившись даже после женитьбы на богатой американке с большим особняком в фешенебельном квартале Холланд-парк. Пользуясь своим положением министра связи в правительстве Вильсона, он даже развернул абсурдную кампанию по удалению портрета королевы с почтовых марок. Она терпеливо выслушала его предложение (39) и рассмотрела альтернативные эскизы. Бенн вышел с сорокаминутной аудиенции уверенный, что королева согласна на его проект. “Она оставила его в дураках, – писал историк Кеннет Роуз. – Хотя он думал, что сам обвел ее вокруг пальца” (40). Елизавета II высказала Вильсону свое недовольство в частном порядке, и премьер-министр прикрыл кампанию. Когда Бенн некоторое время спустя прибыл во дворец присягать уже как министр технологии, королева, не удержавшись, сыронизировала: “Наверное, будете скучать по своим маркам” (41). Незадачливый министр поблагодарил ее за “доброту, поддержку и помощь в работе”, а затем, послушно поклонившись, как и положено, покинул зал, пятясь задом.К числу противников королевы принадлежал и Майкл Стюарт, министр иностранных дел в лейбористском правительстве. Во время ужина с ночевкой в Виндзорском замке в 1968 году он высказал Лидии Катценбах, жене американского генерального прокурора, что королева “глупа и разбирается только в конских крупах” (42). Позже, когда Катценбах передала эти слова Дэвиду Брюсу, тот удивился, “поскольку премьер-министр, наоборот, восхищается осведомленностью королевы в международных вопросах. Вполне возможно, что при наличии выбора (которого она лишена) она и предпочла бы лошадей государственным делам, однако никто не вправе обвинять ее в пренебрежении своими бесконечными и, как мне кажется, зачастую скучными официальными обязанностями”.