Королева - Салли Беделл Смит (2013)

При всей своей внешней естественности фильм представлял собой строго распланированный “ребрендинг” королевской семьи как близкой к народу, занимающейся понятными обычным людям делами. Большинство критиков хвалили фильм за гуманистическое воздействие. Сесил Битон, близко знакомый с королевой более двух десятилетий, отмечал, что “она получилась в фильме очень цельной – довольно строгая, уверенная в себе, немного властная, серьезная, несколько хмурая (и с наморщенным лбом). В речи она слегка притормаживает: делает паузу посреди фразы, вам кажется, что она уже иссякла, – но нет, она продолжает как ни в чем не бывало. В общем и целом королева предстает в фильме таким же милым человеком, как и в жизни” (53).

Не обошлось без напрашивающихся насмешек над старомодными традициями и нелепыми костюмами. Один остряк назвал фильм “Корги и Бесс”, а “Private Eye” переименовал всех на простонародный манер – королева стала Брендой, принц Филипп – Китом, принцесса Маргарет – Ивонн, а принц Чарльз – Брайаном.

Некоторых беспокоило нарушение выведенной еще в XIX веке экономистом и правоведом Уолтером Бэджотом формулы, согласно которой суверен должен оставаться для подданных загадкой: “Мы не должны проливать свет на таинство” (54). Милтон Шульман, телевизионный обозреватель из “Evening Standard”, усомнился, что королева и ее родные действительно ведут себя в жизни, как “семейство среднего класса из Сурбитона или Кройдона” (55), и отметил прецедент использования монархией телевидения “как имиджмейкерского средства”, не преминув добавить, что “все институты, которые до сих пор пытались с помощью телевидения популяризировать или возвеличить себя, в итоге лишь опошлялись”. Даже диктор BBC Дэвид Аттенборо, один из продюсеров “Королевской семьи”, заявил, что фильм может убить монархию как институт, “опирающийся на мистику со времен существования племенных вождей. Если рядовой член племени случайно заглянет в хижину вождя, рухнет вся племенная иерархия, а в конечном счете развалится и само племя” (56).Ни королева, ни представители двора не высказывали сожалений по поводу фильма, однако больше Елизавета II такого откровенного вмешательства в свою частную жизнь не допускала. Принцесса Анна позже назвала фильм “дурацкой идеей”, которая ей “не нравилась с самого начала <…> Ты и так у всех на виду с самого детства, куда уж больше. В чем мы точно не нуждаемся, это в еще большей открытости” (57). Однако публика приняла фильм как нельзя более тепло. “Королевскую семью” повторяли пять раз, она собрала сорок миллионов зрителей в Великобритании и около четырехсот миллионов в ста тридцати странах мира. Зрителей покоряла простота королевы и ее родных, а “домашний” голос и заразительный смех оказывались полной неожиданностью.

Теплые чувства, вызванные фильмом, не ослабли и к 1 июля, когда состоялось провозглашение Чарльза принцем Уэльским, транслировавшееся по телевидению с заросшего зеленью парадного двора древнего Карнарвонского замка в Уэльсе. До того официальную церемонию провозглашения проходил только один из предыдущих принцев Уэльских, двоюродный дед Чарльза герцог Виндзорский, в 1911 году. Стремясь укрепить связи с Уэльсом, преодолеть историческую рознь, идущую со времен завоевания страны английскими королями в XIII веке, и потушить зарождающийся национализм, королева еще весной перевела Чарльза на два месяца из Кембриджа в Аберистуитский университет. Там он немного выучил валлийский и прошел курс истории валлийского самосознания, получив, как он впоследствии говорил сам, ценные уроки, помогающие осознать, насколько “уникальны и особенны язык и культура Уэльса” и “как важно их сохранить” (58).