Королева - Салли Беделл Смит (2013)

По многовековой традиции над дворцом мог реять лишь королевский штандарт, и то лишь как знак пребывания ее величества в своих покоях. Его не приспускали никогда, поскольку в момент кончины монарха на престол тут же восходит наследник. Однако толпе не было дела до таких тонкостей, и возмущение грозило вылиться в бунт. “Больше всего, кажется, меня поразила и насторожила звенящая тишина” (121), – говорит Дэвид Эрли, несколько раз прогулявшийся вокруг дворца.

В среду лондонские советники Елизаветы II порекомендовали наперекор традициям все же поднять приспущенный британский флаг, но королева, как и Филипп, осталась непреклонной. “Описывать ей настроения, царящие в Лондоне, выпало Робину, – рассказывает Малкольм Росс. – Это была та еще мука, потому что королева очень переживала. Робин говорил, что она, фигурально выражаясь, просто расцарапала ему щеки в кровь. Но ему приходилось возвращаться с докладами снова и снова” (122).К вечеру представитель дворца попытался снять растущее напряжение, сообщив, что “вся королевская семья <…> чувствует поддержку народа, разделяющего ее глубочайшее горе и скорбь” (123). Тони Блэр тоже выступил в защиту королевы, понимая при этом, как он признавался позже, что “моя речь лишь подчеркивала молчание Елизаветы II” (124). Не желая конфликтовать с королевой самому и “соваться” (125) “с указаниями” (126), Блэр позвонил Чарльзу, и тот пообещал поговорить с матерью. На словах Чарльз соглашался с премьером, что королеве нельзя больше “отсиживаться в тиши” и нужно “прибыть в Лондон, откликаясь на народные чувства” (127).

Балморал – это островок идиллии, в котором плохо различим накал страстей, бушующих за пятьсот пятьдесят миль. Тем не менее королева не раз летала оттуда на юг по долгу службы – принять отставку Макмиллана, лежащего на больничной койке, пообедать с Ричардом Никсоном в Чекерс-Корте, встретить своего сына Эндрю в Портсмуте после Фолклендской кампании и присутствовать на похоронах Бобо Макдональд. Ее нынешнее нежелание покидать замок было продиктовано стремлением оградить внуков от дальнейших встрясок. Ситуация складывалась парадоксальная: после многочисленных упреков в том, что Елизавета II ставит долг превыше семьи, теперь ее порицали ровно за противоположное. “Прибудь она в Лондон, пресса тут же выставила бы ее бесчувственной по отношению к внукам, которых она бросила в горький для них час” (128), – объяснил Дики Арбитер, бывший представитель пресс-службы ее величества.

В четверг утром таблоиды (129) подлили масла в огонь заголовками: “Докажите, что вам не все равно” (“Daily Express”), “Где наша королева? Где ее флаг?” (“The Sun”) и “Ваш народ страдает – поговорите с нами, мэм” (“Daily Mirror”). Согласно опросу MORI (130) (Международной службы исследований рынка и общественного мнения), за упразднение монархии высказывались уже 25% населения – существенно больше почти неизменных с 1969 года 19%.

Алистер Кэмпбелл позвонил Феллоузу и Джанврину с известием, что настроения на улицах приобретают “опасный и неприятный” (131) характер. “Робин Джанврин сообщил, что королева держится, но расстроена складывающимся у народа убеждением, будто ей все равно” (132), – говорит Джордж Кэри. На утренней конференц-связи с лондонской командой королева осознала всю серьезность положения – не только то, что своим отсутствием она ставит под удар монархию, но и необходимость исполнить роль руководителя страны во времена отчаяния.