Миссия в Ташкент - Фредерик Маршман Бейли (2013)

Одна из горничных, работавших в отеле «Регина», когда я там останавливался, была агентом ЧК. Ей поручили разыскивать меня на улицах, чтобы узнать меня по моей походке. Человек легко может изменить внешний вид, свое лицо — обычные основные признаки, по которым человека узнают, но гораздо труднее изменить свою походку — по крайне мере так мне сказали, хотя ранее я ничего об этом не знал. Возможно, травма ноги совершенно случайно помогла мне в этом случае. Этой женщине, являвшейся специальным агентом, поручили искать меня в любой маскировке.

Во время вооруженных действий зимой на Ашхабадском фронте было взято в плен три индийских солдата 28-го Кавалерийского полка. У них была хорошая репутация в полку и в армии, в которой они служили. Они вели себя невозмутимо и бесстрашно. С помощью угроз и хитроумной лести большевики попытались сломить их твердость и верность своему долгу. Большевики подвергли их идеологической обработке, им пообещали свободу, если они будут пропагандировать большевистскую доктрину в Индии. Они же заявили, что вполне удовлетворены своей жизнью дома, что у них вполне хорошее правительство, и что они предпочитают такую жизнь, чем ту, что они видят сейчас в Туркестане. У меня, конечно, не было возможности увидеться с ними, но у моих друзей такая возможность была, и они рассказали мне об этом. Большевики не могли поверить, что у каких-то «угнетенных» индийцев могли быть такие взгляды и убеждения. Один из них, по имени Лал Хан, был сержантом, и после своего возвращения в Индию я сообщил о нем его командирам, и, я думаю, он был соответствующим образом поощрен. Советские военнослужащие, захватившие этих солдат в плен, были особенно удивлены хорошим качеством их обмундирования и вооружения, которое, как они потом говорили, было гораздо лучше, чем аналогичное вооружение и обмундирование в русской армии. Эти солдаты находились в госпитале, и я не видел возможностей помочь им сбежать из плена.

В течение августа 1919 года реквизиции и обыски в Ташкенте продолжились с новой силой. Я услышал о нескольких произошедших случаях.

У одной дамы, с которой я едва был знаком, было дома пианино. Считалось, очень по-буржуйски держать дома личное пианино. Все пианино реквизировали и отдавали в музыкальную школу, в которой дети пролетариев учились музыке под руководством государственных учителей. Чтобы сохранить у себя свое пианино, эта дама и ее муж стали афганскими подданными. Советские власти опасались трогать собственность афганцев, так как власти надеялись на союз с Афганистаном против империалистов. Собственность других граждан отбиралась безжалостно. Этим людям впоследствии разрешили уехать в Афганистан и, они впоследствии, наконец, добрались до Индии. Уже там, в 1920 году, я услышал о них и захотел им помочь. После прибытия в Индию их попросили описать подробности своего путешествия по Афганистану. Я взялся посмотреть написанный ими отчет об этом путешествии и обнаружил, что они скрыли в нем очень много важных и интересных деталей, о которых я был осведомлен. Из-за этого я отказался помогать им. Было очень много людей в подобной ситуации, которые честно предоставляли нам всю возможную информацию, и я не думаю, что по отношению к людям, преднамеренно утаивающим информацию по каким-то собственным мотивам, должно проявлять излишнюю благожелательность.

Другой человек, у которого стали национализировать пианино, вышел из себя и разбил свое пианино топором. Тогда его забрали в тюрьму и потом расстреляли.