Убить пересмешника - Харпер Ли (1964)

– По-твоему, нельзя, и ты бы не осудил, а вот они осудили. И чем старше ты будешь становиться, тем больше такого увидишь. В суде, более чем где бы то ни было, с человеком должны поступать по справедливости, какого бы цвета ни была его кожа, но люди ухитряются приносить с собой на скамью присяжных все свои предрассудки. Становясь старше, ты все больше будешь замечать, как белые каждый день, на каждом шагу обманывают черных, но вот что я тебе скажу, сын, и ты это запомни: если белый так поступает с черным, кто бы ни был этот белый, как бы он ни был богат, из какой бы хорошей семьи ни вышел, все равно он – подонок.

Аттикус говорил совсем тихо, но это последнее слово нас оглушило. Я подняла голову – глаза его горели.

– Белый негодяй, который пользуется невежеством негра, – что может быть гнуснее? Не надо обманывать себя – счет все растет, и рано или поздно расплаты не миновать. Надеюсь, вам не придется это пережить.

Джим почесал в затылке. И вдруг широко раскрыл глаза.

– Аттикус, – сказал он, – почему люди вроде нас и мисс Моди никогда не бывают присяжными? Наши городские никогда не бывают, а все только какие-то из самой глуши.

Аттикус откинулся в своей качалке. Почему-то он был очень доволен Джимом.

– Я все ждал, когда ты до этого додумаешься, – сказал он. – На то есть много причин. Прежде всего мисс Моди не может быть присяжной, потому что она женщина…

Я возмутилась:

– Разве в Алабаме женщины не могут?..

– Вот именно. Как я подозреваю, это для того, чтобы оберечь нежных дам от грязных дел, таких вот, как дело Тома. И потом, – Аттикус усмехнулся, – боюсь, мы бы ни одно разбирательство не довели до конца: дамы все время задавали бы вопросы.

Мы с Джимом расхохотались. Мисс Моди присяжная – вот бы поглядеть! А миссис Дюбоз в своем кресле на колесах: «Прекрати этот стук, Джон Тейлор, я хочу кой о чем спросить этого человека!» Пожалуй, наши предки рассудили мудро.

– Ну а что до людей вроде нас, нам тоже придется платить по тому счету, – продолжал Аттикус. – Мы получаем таких присяжных, каких заслужили. Во-первых, наши доблестные мейкомбцы слишком равнодушны. Во-вторых, они боятся. Потом они…

– Почему боятся? – спросил Джим.

– Ну… допустим, мистеру Линку Дизу придется решать, сколько должна мисс Рейчел уплатить мисс Моди, если она, скажем, сбила ее машиной. Линку ведь не захочется терять ни одну из своих покупательниц, правда? Вот он и говорит судье Тейлору, что не может заседать в суде, ему не на кого оставить магазин. И судья Тейлор его освобождает. Иной раз и сердится, а все-таки освобождает.

– А почему мистер Диз думает, что мисс Моди или мисс Рейчел перестанут у него покупать? – спросила я.

– Мисс Рейчел перестанет, а мисс Моди нет, – сказал Джим. – Аттикус, но ведь это тайна, кто из присяжных за что голосует.

Отец усмехнулся:

– Тебе предстоит еще многое уразуметь, сын. Да, предполагается, что это тайна. Став присяжным, человек должен принимать решения и высказывать их. Люди этого не любят. Это ведь не всегда приятно.

– Насчет Тома присяжные, уж конечно, решали наспех, – пробормотал Джим.

Аттикус взялся за кармашек для часов.

– Нет, не наспех, – сказал он почти про себя. – Понимаешь, именно потому я и подумал: может быть, это все-таки начало. Присяжные совещались не один час. Приговор, вероятно, все равно был предрешен, но обычно такие дела отнимают всего несколько минут. А на этот раз… – Аттикус замолчал на полуслове и посмотрел на нас. – Вам, наверно, интересно будет узнать, что был там один присяжный, которого насилу уломали… вначале он требовал безоговорочного оправдания.

– Кто же это? – удивился Джим.

Глаза Аттикуса весело блеснули.

– Не надо бы говорить, но я вам все-таки скажу. Это один ваш приятель из Старого Сарэма.

– Из Канингемов? – заорал Джим. – Из… я их никого не видел… Нет, ты шутишь! – Он исподлобья смотрел на Аттикуса.