Убить пересмешника - Харпер Ли (1964)

– Папаша Тома Робинсона прислал вам сегодня цыпленка, а я его зажарила.

– Скажи ему, что для меня это большая честь, ведь даже у президента наверняка не подают к завтраку цыплят. А это что такое?

– Булочки, – сказала Кэлпурния. – Их прислала Эстелла, которая кухаркой в гостинице.

Аттикус посмотрел на нее в недоумении, и она сказала:

– А вы подите поглядите, что в кухне делается, мистер Финч.

Мы тоже пошли. Кухонный стол ломился от всякой снеди: толстые ломти копченой свинины, помидоры, бобы, даже виноград. Аттикус увидел банку засоленных свиных ножек и усмехнулся:

– Как вы думаете, тетя позволит мне есть это в столовой?

– Прихожу утром, а у нас все заднее крыльцо завалено. Они… они очень благодарны вам за все, что вы сделали, мистер Финч. Это… это ведь не слишком дерзко с их стороны?

В глазах Аттикуса стояли слезы. Он ответил не сразу.

– Передай им, что я очень признателен, – сказал он наконец. – Передай им… передай, чтоб они никогда больше этого не делали. Времена слишком тяжелые…

Он заглянул в столовую, извинился перед тетей Александрой, надел шляпу и отправился в город.

В прихожей послышались шаги Дилла, и Кэлпурния не стала убирать со стола завтрак, к которому Аттикус так и не притронулся. Дилл, как всегда, жевал передними зубами и рассказывал нам, что сказала после вчерашнего вечера мисс Рейчел: если Аттикус Финч желает прошибать стену лбом – что ж, лоб-то его, не чей-нибудь.

– Я бы ей сказал, – проворчал Дилл, обгладывая куриную ножку, – да с ней сегодня не очень-то поспоришь. Говорит, полночи из-за меня проволновалась, хотела заявить шерифу, чтоб меня разыскивали, да он был в суде.

– Ты больше не бегай никуда, не сказавшись. Ты ее только хуже злишь, – сказал Джим.

Дилл покорно вздохнул:

– Да я ей сорок раз говорил, куда иду… Просто ей вечно мерещатся змеи в шкафу. Вот спорим, она каждое утро за завтраком выпивает полкварты – два полных стакана, я точно знаю. Своими глазами видел.

– Не говори так, Дилл, – сказала тетя Александра. – Детям не пристало так говорить… Это… это бесстыдство.

– Я не бесстыдник, мисс Александра. Разве говорить правду бесстыдно?

– Так, как ты говоришь, – бесстыдно.

Джим сверкнул на нее глазами, но только сказал Диллу:

– Пошли. Виноград возьми с собой.

Когда мы вышли на веранду, мисс Стивени Кроуфорд, захлебываясь, рассказывала про суд мистеру Эйвери и мисс Моди Эткинсон. Они оглянулись на нас и опять заговорили. Джим издал воинственный клич. А я пожалела, что у меня нет оружия.

– Ненавижу, когда большие на меня смотрят, – сказал Дилл. – Сразу кажется, будто что-нибудь натворил.

– Поди сюда, Джим Финч! – закричала мисс Моди.

С тяжелым вздохом Джим слез с качелей.

– И мы с тобой, – сказал Дилл.

Мисс Стивени так и нацелилась на нас своим любопытным носом. Кто же это нам позволил пойти в суд? Она-то нас не видала, но сегодня с утра в городе только и разговору, что мы сидели на галерее для цветных. Это что же, Аттикус усадил нас туда, чтобы?.. Там, верно, дышать было нечем среди всех этих?.. И неужели Глазастик поняла все это?.. А досадно, верно, нам было, когда нашего папочку разбили в пух и прах?

– Помолчи, Стивени, – ледяным тоном сказала мисс Моди. – Я не намерена все утро торчать на крыльце… Джим Финч, я позвала тебя, чтобы узнать, не желаешь ли ты и твои коллеги отведать пирога. Я поднялась в пять часов, чтобы его испечь, так что лучше соглашайся. Прошу нас извинить, Стивени. До свиданья, мистер Эйвери.

На кухонном столе у мисс Моди красовался большой пирог и два маленьких. Маленьких нужно бы три. Непохоже было на мисс Моди, чтоб она забыла про Дилла, и, наверно, лица у нас стали удивленные. Но тут она отрезала кусок от большого пирога и протянула Джиму.