Убить пересмешника - Харпер Ли (1964)

Мы ели и понимали – это мисс Моди показывает нам, что ее отношение к нам ни капельки не изменилось. Она молча сидела на табурете и смотрела на нас.

И вдруг сказала:

– Не горюй, Джим. В жизни все не так плохо, как кажется.

Когда дома, не на улице, мисс Моди собиралась произнести длинную речь, она упиралась ладонями в колени и языком поправляла вставные зубы. Так она сделала и сейчас, а мы сидели и ждали.

– Вот что я хочу вам сказать: есть на свете люди, которые для того и родились, чтобы делать за нас самую неблагодарную работу. Ваш отец тоже такой.

– Ладно уж, – безнадежным голосом сказал Джим.

– Никаких «ладно уж», сэр, – сказала мисс Моди. – Ты еще недостаточно взрослый, чтоб уразуметь мои слова.

Джим уставился на свой недоеденный пирог.

– Чувствуешь себя как гусеница в коконе, вот что, – сказал он. – Будто спал спеленатый в теплом углу и ветерок ни разу на тебя не подул. Я всегда думал, мейкомбцы самые лучшие люди на свете, по крайней мере с виду-то они такие.

– Мы самые благополучные люди на свете, – сказала мисс Моди. – Не часто обстоятельства призывают нас доказать, что мы и в самом деле христиане, но уж когда это случится, у нас есть на то люди вроде Аттикуса.

Джим горько улыбнулся:

– Хорошо, если бы все в нашем округе так думали.

– Ты и не подозреваешь, как нас много.

– Разве? – Джим повысил голос. – Кто хоть чем-нибудь помог Тому Робинсону, ну кто?

– Прежде всего его друзья – цветные и люди вроде нас. Вроде судьи Тейлора, вроде мистера Гека Тейта. Перестань жевать, Джим Финч, и пошевели мозгами. Тебе не приходило в голову, что судья Тейлор не случайно назначил Аттикуса защитником Тома? Что у судьи Тейлора могли быть на это свои причины?

Вот это мысль! Если обвиняемый не мог нанять адвоката, защитником обычно назначали Максвелла Грина, самого молодого из мейкомбских адвокатов, так как ему надо было набираться опыта. И значит, Тома Робинсона должен был бы защищать Максвелл Грин.

– Подумай-ка об этом, – продолжала мисс Моди. – Это ведь не случайно. Вчера вечером я сидела на крыльце и ждала. Я все ждала вас из суда, ждала и думала: Аттикус Финч не выиграет дело, не может выиграть, но он единственный в наших краях способен заставить присяжных так долго ломать голову над таким делом. И я говорила себе – что ж, мы идем вперед… Это один только шаг, крохотный, младенческий, а все-таки шаг вперед.

– Это все разговоры… Но неужели наши просвещенные судьи и адвокаты не могут справиться с дикарями-присяжными? – пробормотал Джим. – Вот я вырасту…

– Об этом уж ты потолкуй с отцом, – сказала мисс Моди.

Мы спустились по прохладным новым ступенькам, вышли на солнце и увидели, что мистер Эйвери и мисс Стивени Кроуфорд все еще стоят и разговаривают. Они прошли по тротуару и стояли теперь у дома мисс Стивени. И к ним шла мисс Рейчел.

– А я, когда вырасту, наверно, стану клоуном, – сказал Дилл.

Мы с Джимом от удивления стали как вкопанные.

– Да, клоуном, – сказал он. – Ничего у меня с людьми не получается, я только и умею, что смеяться над ними, вот я и пойду в цирк и буду смеяться до упаду.

– Ты все перепутал, Дилл, – сказал Джим. – Сами клоуны грустные, а вот над ними все смеются.

– Ну и пусть, а я буду другой клоун. Буду стоять посреди арены и смеяться всем в лицо. Вон погляди туда, – мотнул он головой. – Это разве люди? Им только на помеле летать. Тетя Рейчел уже и летает.

Мисс Стивени и мисс Рейчел нетерпеливо махали нам. Верно сказал Дилл: настоящие ведьмы.

– О, чтоб вас! – выдохнул Джим. – А не подойти нельзя, невежливо.

Что-то случилось. Мистер Эйвери был весь красный – он так расчихался, чуть не сбил нас с ног, когда мы подошли. Мисс Стивени прямо вся тряслась, мисс Рейчел схватила Дилла за плечо.

– Иди сейчас же во двор и носа не высовывай. На улице опасно, – сказала она.

– А почему? – спросила я.