Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

Степа хорошо говорил - не по бумажке, а на память, только изредка заглядывая в блокнот, когда ему надо было привести какие-то цифры. Голос у него был громкий, раскатистый, и говорил он с выражением, а не бубнил, и когда ему казалось, что он голосом чего-то не дожал, не разъяснил и не убедил, то он еще рукой махал резко и решительно, будто саблей отсекал этот вопрос.

- ...Больше пятнадцати тысяч килограммов крови дали доноры столичной милиции для воинов Красной Армии,- гремел Степа с трибуны. И сам хлопал в ладоши, и по лицу его было видно, что он так доволен, будто его самого спасли кровью доноров-милиционеров.- И особый низкий поклон нашим дорогим девушкам - комсомолкам-донорам, среди которых я хотел бы назвать Середину, Акимову, Леонтьеву, Рамзину, Попрядухину, Кикоть и многих других, которые сдавали свою кровь по двадцать - тридцать раз!

Зал гремел аплодисментами, я наклонился к Варе и спросил тихонько:

- А ты, Варя, тоже сдавала кровь?

- Семь раз,- смущенно улыбнулась Варя, будто стеснялась того, что вроде Кати Рамзиной не сдала кровь тридцать раз.

Я пожал слегка ее пальцы и шепнул:

- Варюша, а может быть, во мне и твоя кровь течет?..

- ...Исключительно важное значение имело проведение огородной кампании для улучшения продуктового снабжения работников милиции,- взмахивал сразу двумя руками Степа Захаров.- И, безусловно, надо признать, что лучше всех с этим ответственным мероприятием справились сотрудники 78-го отделения милиции, которые на своем огороде в Измайлове накопали по шестнадцать-семнадцать мешков картошки с каждого участка. А работники ОБХСС Калининского района провалили это дело, поскольку у них собрано не более двух-трех мешков...

Степа покритиковал еще немного транспортников, не обеспечивающих своевременный ремонт автомашин, потом сделал остановку, помолчал и сказал негромко:

- К сожалению, не обошлось без ЧП...- И зал, как по команде, затих, а Степа продолжал: - Один из наших... оказался трусом.- Тишина в зале напрягалась до предела.- Выполняя боевое задание, лейтенант Соловьев струсил, предал товарищей...

Зал взорвался возмущенными криками:

- Позор! Подлец!

Девчушка в сержантских погонах, сидевшая перед нами, наклонилась к подруге, громко шепнула ей:

- В засаде они сидели, и он убийцу выпустил, испуга-ался...

А зал гремел:

- Вон из комсомола!

Захаров постучал карандашом по графину, объявил:

- Тихо, товарищи. Персональное дело комсомольца Соловьева будет рассматриваться особо. А сейчас - к повестке...

Он еще говорил о наших задачах, о повышении профессиональной подготовки, укреплении дисциплины, и когда он кончил, то председатель совершенно неожиданно для меня сказал:

- В прениях первое слово предоставляется председателю шефской комиссии бюро комсомола сержанту Синичкиной...

Варя встала, одернула юбку и сказала:

- Товарищи, у меня голос громкий, я буду с места говорить, а то на трибуну не пробраться.- И говорила она действительно очень звонко, отчетливо, и мне пришло в голову, что это только я один такой куль - двух слов на людях связно сказать не могу.

- Пусть на сцену идет! - услышал я выкрик Жеглова и стал его искать глазами, пока не разглядел, что он сидит в президиуме - вторым слева от председателя.

- Пусть с места говорит! - кричали из зала.- А то все время уйдет на хождение туда и обратно!

И я, конечно, закричал:

- С места! Тут лучше!

Жеглов увидел меня, усмехнулся и развел руками:

- Воля масс - закон для президиума!..