Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

- Илья Сергеич, все сложилось так,- сказал я, глядя ему в глаза,- ну, что сомнений в вашей виновности не было... И поэтому вас арестовали...

- Да я все понимаю!- горячо перебил меня Груздев.- О чем тут говорить...

- Тут есть о чем говорить,- сказал я твердо.- Я должен извиниться перед вами и за себя... и за своих товарищей. Мы были неправы, подозревая вас. Извините, и...

вы свободны. Я вас провожу на выход...

Желтовская крепко обхватила Груздева, словно боясь, что я передумаю, а он, погладив ее по голове, протянул мне руку:

- Прощай, Шарапов. Ты хороший человек. Хорошо начинаешь. Побольше бы таких, как ты... Будь счастлив...

Уже на выходе, помявшись немного, он сказал:

- В нашей жизни очень важно правильно оценивать людей. Особенно если они твои друзья...

Я с удивлением посмотрел на него - к чему это он? А Груздев, будто решившись, закончил:

- У меня характер прямой. Ты меня извини, но я тебе скажу так: плохой человек твой Жеглов. Ты не подумай, я не потому, что с ним сцепился... Просто для него другие люди - мусор... И он через кого хочешь переступит. Доведется - и через тебя тоже...

Забрезжил серый сырой рассвет. На улицу выходили дворники с метлами, по всему телу расплывалась уже ничем не сдерживаемая усталость, а я все стоял на тротуаре около первого поста и лениво размышлял о том, как подчас мы торопимся обвинить, осудить человека. Вот и Груздев сейчас сказал о Жеглове злые слова и ушел с горечью и ненавистью в сердце, даже не подозревая, что во имя того, чтобы мог он сейчас в предрассветном осеннем сумраке идти с любимой женщиной домой, Жеглов всего несколько часов назад без всяких колебаний бросился в схватку с Фоксом и бог весть, чем эта схватка могла кончиться...

ПЕРВЫЙ ЗАМОРОЗОК Сегодня утром крыши. Москвы покрылись инеем. Этот первый "белый утренник"

наступил на месяц позже среднего срока. Инеем покрылись поля и лесные поляны. В еловые и лиственничные чащи заморозок еще не проник.

Заметки фенолога Дыма табачного набралось в кабинете больше, чем когда бы то ни было: Свирский курил трубку, выпуская из черного обкуренного жерла каждые три секунды целое облако - мы четырьмя "нординами" за ним поспеть не могли. Собрались сегодня попозже, успев выспаться после вчерашнего, и вот уже добрых полтора часа обсуждали, как изловить банду. Заново зарядив свое "орудие" и шарахнув очередным залпом густого пахучего дыма, Свирский подытожил:

- Конечно, прекрасно, что вы взяли Фокса. Судя по всему, это один из активнейших участников банды...

- Если не главарь...- подал голос Жеглов.

- Да. Но в то же время у нас до безобразия мало каких-либо выходов на остальных.

Предположение, что они базируются на район Сретенки, Марьиной рощи, следы ног, отрывочные сведения о внешности еще одного бандита... Все это даже не корыто, и будут ли к нему свиньи, очень пока не ясно. Конечно, можно подождать, не скажет ли Фокс...

- Не скажет,- утешил Жеглов.- На его разговорчивость рассчитывать не приходится.

- Изворачивается до последнего,- поддержал я.- Даже очевидных фактов не признает, все наотрез. Добром от него ничего не добьешься...

- Надо его подмануть, сукинова сына,- неожиданно предложил Пасюк.

- Да? А как? - с надеждой посмотрел на него Свирский.

- То я нэ розумию, Лев Олексеевич,- растопырил огромные ладони Пасюк.То у нас Глеб Егорович мастак...

Немножко посмеялись, но я про себя подумал, что какая-то истина в словах Пасюка есть - на фронте довольно часто получалось, что доставали хитростью то, чего нельзя было добыть с бою. А Жеглов сказал:

- У нас остается пока что единственный канал, где мы знаем хотя бы кого персонально искать. Это подружка Фокса - Аня.

- Да, я уже думал об этом,- сказал Свирский.- У вас кто ею занимается?

- Шарапов,- сказал Жеглов.- Он и по вокзалам, и по кличкам, и по оперучету ее проверяет.