Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

Поэтому я мирно согласился, дождался, пока Жеглов поставил на бумаге свою знаменитую, в пятнадцать колен, подпись, и сбегал в КПЗ. Жеглов тем временем наведался к Панкову, который успел добиться от Фокса твердого уверения в том, что он никогда никаких преступлений не совершал, что все наши доказательства - это чистейшая "липа номер шесть" и следствие никоим образом не должно рассчитывать на какую-нибудь иную позицию в этом, как выразился Фокс, жизненно важном для него вопросе.

- Значитца, так, Шарапов...- сказал мне Жеглов.- Ты тут выруливай с Груздевым, а я пойду еще с Панковым посижу для приличия...

- А с Груздевым попрощаться не думаешь? - спросил я.

- Чего мне с ним прощаться? - холодно сказал Жеглов.- Он мне не сват, не брат...

- Я думаю, перед ним извиниться надо,- нерешительно сказал я.

Глеб захохотал:

- Ну и даешь ты, Шарапов! Да он и так от счастья тебе руки целовать будет!

Мне это не показалось таким смешным - не за что было, по-моему, Груздеву нам руки целовать.

- Мы же невиновного человека засадили, Глеб,- сказал я.- Мы его без вины так наказали...

- Нет, это ты не понимаешь,- сказал Глеб уверенно.- Наказания без вины не бывает. Надо было ему думать, с кем дело имеет. И с бабами своими поосмотрительнее разворачиваться. И пистолет не разбрасывать где попало...- И повторил еще раз, веско, безоговорочно:- Наказания без вины не бывает!

Не понравилось мне это рассуждение, такое чувство у меня было, что все-то он ухитряется наизнанку вывернуть, поставить с ног на голову. И я продолжал упрямо:

- Ты мне мозги не пудри! Я просто по-человечески разбираюсь. Заставили человека страдать? Заставили. Не виноват? Извинитесь: не по своей ведь прихоти сажали, так уж, мол, обстоятельства сложились. Будьте здоровы и не поминайте нас лихом.

Это, по-моему, будет по-людски.

Жеглов снова засмеялся:

- Да пойми ты, чудак, что ему наше "извините" нужно не больше, чем зайцу стоп-сигнал. Не в словах суть, а в делах. Вот ты его сейчас отпустишь - это есть для него главная суть. А слова что? Ерунда! Помнишь, я как-то начал тебе свои правила перечислять?

- Ну?

- Нас перебило тогда что-то. Но сейчас я закончу: вот тебе еще два правила Глеба Жеглова, запомни их - никогда не будешь сам себе дураком казаться!... Первое:

даже "здравствуй" можно сказать так, чтобы смертельно оскорбить человека. И второе: даже "сволочь" можно сказать так, что человек растает от удовольствия.

Понял? Действуй!- Он весело хлопнул меня по плечу и направился к двери.

Опять он верх взял, опять я в дураках остался, и такая меня, сам не знаю почему, злость взяла, что крикнул я ему вслед:

- Я еще одно правило слышал - можно делать любые подлости, подставляя человеку стул. Но мягкий... К остальным его присоедини, подойдет, ты слышишь, Жеглов?!

Но он даже не обернулся, до меня донесся лишь скрип его сапог и песня:

"...Первым делом, первым делом самолеты..." Я посидел немного без всякого дела - просто чтобы успокоиться. Часы показывали пять. Хотя в голове плавал какой-то туман, спать уже не хотелось, да к тому же саднили порезы от витрины "Савоя", особенно на лбу. Вдруг я вспомнил, что сейчас должны привести Груздева, а Желтовская сидит в коридоре. Я торопливо выглянул из двери и позвал ее к себе в кабинет: мне вовсе не хотелось, чтобы она видела, как конвой поведет - руки назад - ее мужа.

Она вошла, отупевшая от переживаний, от бессонной ночи, по-прежнему не зная, что ее ждет: ведь Фокс до сих пор оставался в ее глазах поселковым водопроводчиком, и она наверняка не могла взять в толк, какое он имеет отношение ко всем этим делам. Я усадил ее, предложил воды из графина, она покорно отпила несколько глотков, потом подняла на меня покрасневшие глаза, ожидая вопросов. Но я молчал, и тогда, набравшись храбрости, спросила она: