Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

Он, небрежно улыбаясь, взял записку, прочитал ее, поцокал языком:

- Опять ошибка, Владимир Иваныч. Это не мое письмо.

- Как не ваше, а чье же?

- Не знаю!- Фокс развел руками.- Это не я писал.

На этот раз уже хитро заулыбался я:

- Мы предвидели, что вы будете отказываться. Еще бы, такая улика! Но графическая экспертиза все докажет...

- Пожалуйста,- ухмыльнулся Фокс.- Доказывайте...

Я взял со своего стола листок тонкой оберточной бумаги, карандаш, передал Фоксу:

- Пишите: образец свободного почерка гражданина Фокса Евгения...

Фокс, не споря, написал, поднял голову в ожидании дальнейшего. Я объяснил ему:

- Для экспертизы потребуются три документа: образец свободного почерка, образец диктовки и, наконец, образец вашего письма, не связанного с этим уголовным делом.

Фокс снова ухмыльнулся:

- Тогда вам придется разыскать мои школьные сочинения. Правда, боюсь, что в войну они пошли на растопку за отсутствием художественной ценности...

- Ничего, нас устроят ваши снабженческие заявки на сатураторы.

Фокс пожал плечами, спросил:

- Ну, что дальше?

- Дальше пишите свободно, что хочется. На ваше усмотрение.

Фокс взял карандаш, послюнил его - на глянцевитой поверхности оберточной бумаги химический карандаш оставлял слишком бледный след - и начал писать, преувеличенно старательно, хитро поглядывая на меня.

Вывел несколько строк, покрыв бумагу кривыми колючими буквами, показал мне:

- Хватит, что ли?

На бумажке было написано: "Добрый хороший мальчик Фокс мучается здесь в тюряге ни за что, нет правды на свете, нет счастья в жизни. Мучители не кормят, зажали мою служащую карточку, и в очко сыграть не с кем".

- Все шутите, Фокс,- сурово пробурчал я, в глубине души очень довольный, что он принял мою игру. Беспокоило только, не сорвался бы он с крючка в последний момент.- Теперь текст под диктовку. Вот еще бумага, надпишите ее: "Фокс Евгений Петрович".

Он взял бумагу, надписал. А я сказал, показывая ему книжку, взятую под честное слово на два часа:

- Вот из этого учебника я вам буду диктовать разные предложения. А вы записывайте, по возможности без ошибок.

- Ну, это еще надо посмотреть, кто из нас с ошибками пишет,- нахально сказал Фокс и приготовился писать.

- "Лев Кассиль". С новой строки. "Что это значит - нет биографии? Это все старомодная интеллигентщина, дорогой мой. Не биография делает человека, а человек биографию. С биографией родятся только наследные принцы",- продиктовал я,- Готово? Давай дальше, с новой строки... "А. С. Пушкин". С новой строки.

"Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но переменять его на четвертого не желаю: от добра добра не ищут..." Фокс старательно скрипел карандашом, время от времени слюня его, и я подумал, что, пока он с интересом относится к развлечению, которое я ему предложил, надо печь свои пироги.

- Готово? - спросил я.- Так, прекрасно. Еще одно. С новой строки. "Борский".

Так. С новой строки. "Весточка моя с синего моря-океана. Здесь сильно штормит, боимся, как бы не потонуть. Боцман наш по болезни уволился, шлю тебе с ним, Анюта, живой привет, будь с ним ласкова, за добрые слова его одень, обуй и накорми - вечно твой друг". Так, число теперь поставь, распишись.- Я взял обе бумажки, вернулся за свой стол, а Фокс принялся своим немыслимо красивым платочком с вензелями по углам вытирать руки. Покончив с этим, он поднял глаза, и, наверное, слишком уж самодовольное у меня было лицо, потому что он вдруг спросил с подозрением:

- Борский - это что за писатель такой? Я вроде и не слыхал.

На что я ему сказал важно:

- Есть, есть такой писатель, очень даже прекрасные романы пишет.