Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

Жеглов остановился, крутанулся на каблуке, подошел к своему столу, достал из ящика исписанный лист бумаги, протянул Груздеву:

- Ознакомьтесь, это протокол обыска у вас в Лосинке... Подпись Желтовской узнаете?

- Д-да,- выдавил из себя Груздев.- Это ее рука...

- Читайте,- сказал Жеглов и незаметно для Груздева достал из того же ящика "байярд" и полис.

- Что за чертовщина?..- всматриваясь в протокол, сипло сказал Груздев, у него совсем пропал голос.- Какой пистолет? Какой полис?..

Жеглов, не обращая на него внимания, сказал мне:

- Пиши дальше: "...и пистолетом "байярд", обнаруженным при обыске у Груздева в Лосиноостровской (вещественное доказательство N 5); страховым полисом на имя Ларисы Груздевой, оформленным за день до убийства, обнаруженным там же (вещественное доказательство N 6)..." - И, повернувшись к Груздеву, держа оружие на раскрытой ладони правой руки, а полис - пальцами левой, крикнул: - Вот такой пистолет! Вот такой полис! А? Узнаете?!

Лицо Груздева помертвело, он уронил голову на грудь, и я скорее догадался, чем услышал:

- Все... Боже мой!..

Жеглов сказал отрывисто и веско, словно гвозди вколотил:

- Я предупреждал... Доказательств, сами видите, на десятерых хватит!

Рассказывайте!

Долгая, тягучая наступила пауза, и я с нетерпением ждал, когда нарушится эта ужасная тишина, когда Груздев заговорит наконец и с а м объяснит, за что и как он убил Ларису. В том, что это сейчас произойдет, сомнений не было, все было ясно. Но Груздев молчал, и поэтому Жеглов поторопил его почти дружески:

- Время идет, Илья Сергеевич... Не тяни, чего там...

В кабинете по-прежнему было холодно, но Груздев расстегнул пальто, пуговицы на сорочке - воротничок душил его, на лбу выступила испарина. Острый кадык несколько раз судорожно прыгнул вверх-вниз, вверх-вниз, он даже рот раскрыл, но выговорить не мог ни слова.

Жеглов сказал задушевно:

- Я понимаю... Это трудно... Но снимите груз с души - станет легче. Поверьте мне - я зна-аю...

- Вы знаете...- выдохнул наконец Груздев с тоской и ненавистью.- Боже мой, какая чудовищная провокация! - И вдруг, повернувшись почему-то ко мне, закричал, что было силы: - Я не убива-ал!! Не убива-ал я, поймите, изверги!..

Я съежился от этого крика, он давил меня, бил по ушам, хлестал по нервам, и я впал совершенно в панику, не представлял себе, что будет дальше. А Жеглов сказал спокойно:

- Ах так, провокация... Ну-ну... Хитер бобер... Пиши дальше, Шарапов:

"...Принимая во внимание... изощренность... и особую тяжесть содеянного... а также... что, находясь на свободе... Груздев Илья Сергеевич... может помешать расследованию... либо скрыться... избрать мерой пресечения... способов уклонения от суда и следствия... с о д е р ж а н и е п о д с т р а ж е й ..."

Груздев сидел, ни на кого не глядя, ко всему безучастный, будто и не слышал слов Жеглова. Глеб взял у меня постановление, бегло прочитал его и, не присаживаясь за стол, расписался своей удивительной подписью - слитной, наклонной, с массой кружков, закорючек, изгибов и замкнутой плавным округлым росчерком. Помахал бумажкой в воздухе, чтобы чернила просохли, и сказал Пасюку:

- В камеру его...

Ленинград, 11 октября, ТАСС. В Ленинград из Свердловска прибыли, два эшелона, в которых доставлены все экспонаты сокровищницы мирового искусства - Государственного Эрмитажа, эвакуированные в начале войны.

Следователь Панков позвонил ровно в десять и осведомился, как идут дела с Груздевым.

- Да куда он денется?..- сказал Жеглов беззаботно и снова заверил Панкова, что все будет как надо.

Положил трубку, закурил, подумал, потом велел мне и Тараскину пойти проведать арестованного.