Стая - Сергеева Оксана (2014)

могла. Не сказанному, а тому что он вот так сходу топит ее в этом море информации, вернее, топит, как в болоте.

— Я не обвиняю во всем одного тебя. К отцу у меня тоже достаточно претензий, — жестко сказала

она, стоя на своем.

— Каждому слову свое время и свое место. Иногда бывает поздно, иногда рано. Тогда я не мог тебе

всего этого сказать, а сейчас ты все переваришь. Сейчас ты сможешь.

— Думаешь, я стала так всеядна?

— Совсем нет, но это должна переварить. Это внучка бабы Клавы будет сидеть и хлопать глазами, а

ты знаешь такие подробности, от которых у других волосы на голове дыбом встанут. И не говори

мне, что это не так.

— А я все понимаю, — вдруг громко сказала она. — Я и тогда говорила, что пойму. Только не

прощу. Потому что вы в своей игре меня на кон поставили! Меня!

— Не я! Не я… Если бы я это сделал… тебе сказать? — схватил ее за плечи и, пригнувшись к уху, зашептал. Горячо зашептал, касаясь губами кожи. — Напрямую сказать – что было бы, поставь я

тебя на кон? Лучше не спрашивай, родная. Лучше не спрашивай… — снова заговорил громко, — я

не говорю тебе: давай начнем все с начала. Не-е-ет, сначала я не хочу, меня все устраивает в наших

отношениях. Мы продолжим. Давай будем считать, что у нас была пауза.

— В два года? — горько усмехнулась Юля и вырвалась. Он не держал ее сильно, но снова преградил

путь.

— В два года. Помнится мне, ты и сама к таким паузам неравнодушна. Сама как-то предлагала мне

прервать отношения.

— Как ты можешь сравнивать?

— А я не сравниваю, я тебе говорю по факту. Тебе тогда нужна была такая условность — думать, считать, что мы не встречаемся.

— Да, и насколько мне помнится, — язвительно повторила его слова, — ты не позволил. Ты меня не

отпустил!

— Зато ты меня отпустила. И спасибо тебе. Я сейчас не язвлю. Совсем нет. Ты отпустила, а я

воспользовался этим. Позволил себе думать и считать, что у нас с тобой пауза в отношениях. Мне

так было легче. Спасибо, что не выбрала меня, не бросила все и не поехала со мной. Если бы

поехала, меня бы точно перемкнуло, и я бы стал творить страшные вещи. А так мне легче… так мне

и этого… котика… вынести гораздо легче, — последнее процедил сквозь зубы, еле выдавливая

слова.

— А без меня ты не творил «страшные вещи»?

— Они не коснулись тебя и твоей семьи. Я хочу, чтобы твой папа долго здравствовал, потому что я

не плюю в колодец из которого пил, пью и пить собираюсь.

Он вдруг сгреб ее в охапку, Юля и опомнится не успела. Уже забыла, какие у него сильные руки. И

вырываться бесполезно, не хватит сил, пока сам не отпустит.

— Денис, отойди от меня. Не трогай. Я не могу сейчас с тобой разговаривать, — затараторила она в

попытке отбиться хотя бы словами.

Но он уже не отвечал. Потому что прикоснулся к ней и потерял дар речи. Запустил пальцы в ее

волосы и растерял слова. Такая боль сковала, что вздохнуть не мог. Адская, разрывающая грудь, боль. Вся, что накопил за два года, полезла наружу, потому что Юльку почувствовал. Потому что

узнал духи ее. После аэропорта прилег на полчаса на кровать, а на подушке почувствовал запах

женских духов. Незнакомых. Подумал, сестры. Потому что она присматривала за квартирой.

— «Не могу» – это лучше, чем «не хочу», — тяжело сказал, низко и медленно. Как будто заново

учился говорить. — Ты же была у меня. Знаю, что была. Если все кончено, зачем приходила?

— Шаурин, отойди! Пусти меня, не трогай! Мне и так плохо. Я и так плохо себя чувствую, мне

трудно сейчас говорить!

Не собиралась она признаваться, что была у него. Не раз была и не два. Вот как раз перед его

приездом и была. Ходила туда, в его квартиру, когда совсем хреново было, когда чувствовала, что на