Укромный уголок - Анна Даунз (2021)

А поездка в аэропорт? В ней вообще не было смысла. Скотт настоял, чтобы Эмили поехала с ним, и она думала, он хочет побеседовать наедине, но в этой беседе не было ни признаний, ни объяснений, ни даже извинений. Всю дорогу он говорил о Нине, и Эмили чувствовала себя преданной. Как он мог сделать вид, что никакого поцелуя не было? Эмили пребывала в замешательстве и испытывала вину — по возвращении в «Керенсию» она не могла смотреть Нине в глаза. Но сейчас, после стольких дней, проведенных в размышлениях, девушка пришла к выводу, что на самом деле она не сделала ничего дурного. И скорее всего Скотт тоже не сделал.

Теперь, когда Эмили тысячу раз прокрутила в голове сцену с поцелуем, это все меньше походило на поцелуй и все больше на недоразумение. Она уже удивлялась, как могла вообразить себе бог знает что на пустом месте. Скотт тогда был пьян и еле держался на ногах. Он пошатнулся, упал и ткнулся в нее лицом. А она после того вечера приписала случайному эпизоду романтический смысл и превратила его в своей голове в сцену из «Грозового перевала». Придала слишком важное значение прикосновению губ Скотта и совершенно забыла об ожогах у него на руках. Запомнила его возбуждение и проигнорировала его страх. И старалась не думать о том, как оттолкнула его — даже отбросила — на землю. Все это окончательно стало ясно Эмили пару дней назад, и она уже не видела в том инциденте на закате ничего романтического.

После стольких размышлений девушка пришла к выводу, что будет лучше выкинуть весь уик-энд со Скоттом из памяти. Искать там скрытые смыслы бесполезно, к тому же у нее от этого начинает болеть голова. Так что она простила себя, простила Скотта и даже простила Нину за то, что та напугала бедных французских туристов, — простила и забыла, поскольку было очевидно, что и супруги Денни, и она сама были слишком взбудоражены, вымотаны и чересчур много пили два дня подряд. Эмили велела себе успокоиться и жить дальше.

Но это оказалось на так-то просто. Во-первых, у нее случилась еще одна паническая атака — вторая за три месяца, — и этот факт вызывал тревогу. Когда пьяный Скотт, потеряв равновесие, упал на нее, Эмили накрыла та же волна черного ужаса, что и в тот день, когда она чуть не попала под автобус в Лондоне. До этого ничего подобного с ней не происходило много лет, но она знала — это был тот самый страх, что мучил ее в детстве, когда она была уверена, что в ней есть что-то дурное, испорченное — частица зла. После нескольких лет терапии доктор Форте заявила, что теперь Эмили психически и эмоционально здорова, но девушка знала, что та частица никуда не делась, она осталась на месте, просто затаилась. А теперь, похоже, все вернулось.

Во-вторых, Эмили не могла избавиться от подозрения, что в «Керенсии» происходит нечто такое, о чем ее не ставят в известность. Прежде всего странным казалось поведение Нины. «Не суди ее слишком строго», — сказал Скотт в машине, но Эмили и не собиралась. Она просто не понимала, что творится с Ниной. Конечно, Нина — сверхзаботливая мать. И это, конечно, хорошо, но никак не объясняет ее реакцию на появление туристов. А теперь еще выяснилось, что она была не вполне честна, когда рассказывала о своем детстве, хотя Эмили, со своей стороны, в этом вопросе была с ней предельно откровенна, и ложь Нины казалась ей обидной. Океан, большие особняки, барбекю… Что из этого правда? И что имел в виду Скотт, сказав, что у Нины было трудное детство?