Укромный уголок - Анна Даунз (2021)

— Садись, — сказала она, опускаясь на землю, скрестила ноги и похлопала по траве рядом с собой.

Эмили послушно уселась, а в следующую секунду обнаружила, что уже говорит и не может остановиться — говорит обо всем, не только о звонке родителям. Об исключительной способности Джулиет пропускать мимо ушей все аргументы. Об озадаченном, почти испуганном выражении лица, которое появлялось у нее, стоило Эмили открыть рот. О том, что Питер никогда не смотрел ей, Эмили, в глаза, и о том, что от него всегда исходило почти ощутимое неудовольствие, как пар из-под капота автомобиля. Она рассказала о своей многолетней уверенности, что с ней что-то не так, что ее жизнь не имеет ни цели, ни смысла. Призналась, что порой у нее бывают приступы ярости без видимой причины и она не может это контролировать.

Нина молчала, внимательно слушая.

Когда Эмили выговорилась наконец, ей сразу сделалось неловко. Она примолкла, жалея о своей болтовне, и уставилась вниз, в траву, в надежде, что земля разверзнется и можно будет провалиться от стыда.

— Так. Вот что я думаю, — начала Нина, вытянув перед собой длинные ноги. — Ты, Эмили Праудман, — прекрасная, чудесная, творческая, любознательная девушка. Ты добрая, щедрая, и с тобой всегда весело. Еще ты очень умная. Но ты привыкла считать себя жертвой.

Эмили потянулась к маргаритке и сорвала ее.

— Ты всегда ищешь, кого бы обвинить в своих бедах — родителей, актерских агентов, режиссеров, проводящих кастинги, да кого угодно. Но вот что очевидно: сейчас, в данный конкретный момент своей жизни, всё, что тебя окружает, ты выбрала сама.

Эмили один за другим отрывала лепестки маргаритки: «Любит, не любит, любит, не любит…»

— Ты выросла в привилегированной стране, — продолжала Нина. Она сидела, упершись локтями в колени; светлая челка свесилась на глаза. — Получила хорошее образование, тебе были открыты все экономические возможности. В твоей власти было выбирать, как ты дальше будешь жить и, что еще важнее, как ты будешь относиться к собственной жизни. Ты не жертва. Ты можешь управлять обстоятельствами, просто еще не поняла этого.

Эмили вытерла нос тыльной стороной ладони.

— Я поняла, — солгала она. — Я знаю, что могу делать то, что хочу. Просто… мне хочется, чтобы мои родители хоть немного мною гордились.

Нина вздохнула:

— Ну, это, конечно, было бы здорово, но знаешь, что я усвоила с годами? Если ты ждешь, чтобы окружающие одобрили какие-то твои решения, так можно прождать очень долго. Одобри их сама. Гордись собой.

Эмили сорвала еще одну маргаритку. Лепестки отрывались с чуть слышным хлопком и один за другим падали на землю.

Нина слегка толкнула ее плечом:

— Я тобой горжусь.

Эмили шмыгнула носом.

— Да уж, наверняка. Потому что мое бегство было очень смелым решением.

— Ты ведь не сбежала. И это первый шаг к осознанию твоей собственной силы и воли.

— Но я именно бегу, когда привычная жизнь рушится. Я даже не предупредила родителей, что уезжаю.

Нина замерла:

— Не предупредила?

— Не-а.

У Нины на лице явственно читалось: «Ай-яй-яй…»

— Вот видишь? — вздохнула Эмили. — А теперь мне вроде как некуда возвращаться.

— Ну ладно, возможно, это был не самый разумный твой поступок, — улыбнулась Нина. — Но задай сама себе вопрос: ты бы хотела вернуться к родителям? Ты была там счастлива?

Эмили медленно покачала головой, подумав, насколько проще и приятней ей жилось бы, если бы ее удочерил кто-нибудь вроде Нины, а не Джулиет с Питером. Будь Нина ее приемной матерью, Эмили всегда чувствовала бы любовь, заботу и поддержку, ее бы принимали такой, какая она есть. Споры разрешались бы спокойно и быстро, со взаимным уважением вместо сдерживаемой ярости и хлопанья дверями. «Я останусь при своем мнении», — всегда говорила Джулиет, поворачиваясь к Эмили спиной.