Игра в судьбу - Роман Тихонов (2020)

– Окей, Игорь, давай с другой стороны посмотрим на это дело. Где проходил Северный маршрут Великого шёлкового пути? – спрашивает Константин.

– Через Персию, по Волге, до Новгорода и на Балтику.

– Да, правильно. Шёлк и серебро, это то, что наши купцы охотнее всего брали в Персии, а продавали что?

– Да как всегда: пушнина, мёд с воском. Не понимаю, к чему этот школьный экзамен?

– А что особо ценили персы?

– Рабов, что ли?

– Эх, Игорь Владимирович! Русский лён они ценили! Продать шёлк, чтобы купить лён! Представляешь?! Знаешь почему?

– И почему же?

– Да шёлк выгорает на солнце, и вообще, в нём жарковато. Нежнейший батист, как и раньше, идёт на платки высшей знати, а батист – это и есть лён! Лучше льна может быть только модифицированный лён, с добавками по последним технологиям! Персы понимали в роскоши и излишествах, просто поверь им! Конечно, Хаммамет не Мойгашель, но хороший лён можно найти

и здесь. Поехали!

– Вы как будто не на флоте, а в пажеском корпусе у Версаче служили! Вас Зверев покусал? – недоумённо спрашиваю капитанов.

– А что такого? Самые большие бабники – это военные, значит, чувство прекрасного – лучше всего развито именно у нас! Ты видел у Константина пальто из викуньи? В шкафу висит, прикинь, да?

– Да ты что?! Пальто из викуньи?! Знаю, что носки идут по цене подержанного автомобиля, а тут…!

– А вот!

– Ладно, поехали, – надо хоть раз в жизни довериться в выборе одежды профессионалам! – ехидно капитулирую перед натиском "кутюрье".

В Тунисии делают хаммаметский лён, не трудно догадаться, что надо ехать в Хаммамет, благо он в 70 километрах от столицы. На этот раз меня везёт Константин, а Валера остался с девочками.

В каждом североафриканском городе есть "Медина" – это старый центр, огороженный стеной. Несколько ворот или арок, впускают зевак за её стены. Нижние этажи отданы под лавки и магазинчики. Костя не из любителей толкаться в узких лабиринтах «суков» – так называются городские рынки. Грязноватые, переполненных тощими кошками, китайским ширпотребом и

гнилостным запахом, эти улочки, заманивают непритязательных туристов. Но уже не сезон, и морской ветер выдувает неприятные запахи, да и температура не та, чтобы всё гнило прямо на глазах. Идём в большой плательный магазин и спрашиваем лён.

–Игорь, твой любимый цвет вроде как синий? – интересуется Константин.

– Бледно-голубой, но синий тоже ничего, главное, чтобы не кричащих, кислотных оттенков, – уточняю я.

– Священный цвет туарегов, между прочим! Они "индиго" не красят, а втирают в ткань, представляешь, что у них с кожей?

– Я тут погуглил ваших туарегов, и не понимаю, как разбойники, грабители, торговцы рабами и убийцы, при этом ещё и хорошие певцы, поэты и композиторы в сотнях поколений?

– А что смущает? Викинги держали в страхе всю Европу, а в Киевской Руси переобувались в варягов и купцов. У себя на родине сочиняли саги и эдды. Самураи в обязательном порядке должны писать стихи. Лермонтов служил начальником спецназа. Сервантес, Бэкон, сотни других писателей были военными. Поэзия и поэты исчезли с появлением феминизма. Их заменила попса, педики и дегенераты.

Кстати, возьми пару сумок из верблюжьей кожи, под картошку, им сносу не будет! Через сотню метров заходим в пустой магазин кожгалантереи.

–Как тебе такая? – У меня глаза разбегаются, но снайперский взгляд Константина остановился на действительно интересном экземпляре. Открыв её, невольно откинулся назад, такое ощущение, что в сумке кто-то умер. Костя заулыбался: – Настоящая кожа верблюдов всегда так пахнет.