Незваный, но желанный - Татьяна Коростышевская (2021)

— Что — Крестовский? Такая его доля чародейская, знал, на что шел. Да, чуть не забыла. Григорий Ильич ото сна воспрянет…

— Зачем, — перебила я Фараонию, — некроманту именно Семен понадобился? На чем уверенность, что хтонь его на расстояние перехлеста приблизит, основывалась?

— Крестовского призвала сила земли, та же, что и Блохина. Судя по твоему рассказу, из Семена сосуд для сущности может даже лучше получиться. Потому что живое тело всяко вкуснее дохлого. — Квашнина задумчиво пожевала губами. — Граф Теодор… Конечно! Помнишь усадьбу, возле которой тело пристава обнаружили?

— Усадьба генерала Попова, — приподняла я брови.

— А звали его как раз Теодор. Теодор Васильевич Попов! Стой, куда побежала?

— Коляску одолжите? — обернулась я с порога.

— Погоди! — Фараония со скрипом поднялась. — Одну не пущу, вместе поедем.

Именно этого предложения от Елизаветы Афанасьевны я и ожидала. Директриса призвала колокольчиком лакея, велела запрягать, распахнула дверцу смежной гардеробной комнатенки, где вперемешку с одеждой лежали на полках и подставках разнообразные предметы чародейского мастерства.

— Я тебя, Гелюшка, прекрасно понимаю, — говорила Квашнина, надевая богатую горностаевую шубу, — сама молодая была, что такое любовь девичья, прекрасно помню.

— Не из любви ерепенюсь, — возразила я, переминаясь на пороге, — то есть не только из-за нее. За правду я и за справедливость.

— Еще службу свою сыскарскую сюда приплети!

— С ней что не так?

— Да то, девчонка, что ты своими действиями прямые приказы начальства не исполняешь. Тебе Крестовский что велел? А ты?

— Я, Елизавета Афанасьевна, как раз служебному протоколу следую, в отличие от его превосходительства. Это он статусом своим пренебрег, чтоб дорогих людей защитить.

Мы уже шли быстрым шагом по пустынному коридору, Фараония из-за роста своего высоченного меня опережала. Обернувшись через плечо, она с издевкой спросила:

— То есть Семен Аристархович тебя любит?

— Нет! — Догнав женщину, я взяла ее под руку. — Нет, любить можно только равных, а я, к сожалению, ему не ровня, так, барышня забавная из простушек, чуть полезнее собаки-ищейки. Семен Блохина покойного оберегает.

Коляска у директрисы была богатая, целый экипаж, запряженный четверкою вороных орлейцев. Чародейка сама взобралась на облучок править, я рядышком уселась. Щелкнул звонко кнут, застучали копыта, подпрыгнули ритмично рессоры. Эдак мы минут за сорок до места домчим.

— Ничего не понимаю, Гелюшка, — говорила Квашнина. — Не поспеваю умишком своим стариковским за твоими размышлениями.

Мимо нас проносились вывески лавочек, фонари, заколоченные ставни. Время было не особо позднее, к девяти приближалось, но город будто вымер. Тут даже не гнум догадается, что-то нехорошее грядет. Придерживаясь за каретную финтифлюшку, я привстала и поглядела назад. Геродот Христофорович следовал верхом в арьергарде.

— К Тузу ступайте, Зябликов! — прокричала я.

— Никак не возможно… госпожа моя строгая…

— Сядь, — велела Фараония, дернув меня за полу пальто, — упадешь еще. Ну едет и едет твой корнет.

— Он врун, Елизавета Афанасьевна, и соглядатай, самим барином ко мне приставленный.

— Отчего так решила?

— Вот вы скажите, человек, на которого навий артефакт надет, как далеко от своего хозяина удалиться может?

— До полуверсты, и то болезненно это.

— А Герочка вполне спокойно в больничке лечился, пока я убийство купца расследовала. Я специально на карте города линейкой мерила. Второе: подчиненный приказ хозяина как исполняет? То есть добуквенно, правда? А Зябликову госпожой меня величать я запретила, однако же вопит.

— Ну и зачем он при тебе, как думаешь?

— Это просто. Барин решил, что моя скромная персона ему для торга с Крестовским пригодится, он, видимо, тоже любовь между нами вообразил.