Эликсир ненависти (сборник) - Джордж Энгланд

— Молчите! — велел патриарх, полуподнявшись. Краска гнева вспыхнула на его запавших щеках, первый знак настоящих чувств с того рокового момента, когда Деннисон предал его доверие. — Молчите, вам говорят! Или выйдете отсюда в большой мир, пропащий, жалкий, обреченный! Уходите, если желаете. Таскайтесь от консультации к консультации по всей Европе. Вы нигде не получите помощи, нигде за пределами этого имения! Где угодно еще вашей истории будет достаточно, чтобы вас сочли сумасшедшим. Вам еще повезет, если вы не попадете в сумасшедший дом и если избежите куда более отвратительной смерти, чем та, которая может забрать вас здесь!

— Смерти! — вырвалось из бескровных губ Деннисона. — Смерти! Как? Я умру? Неужели вы не можете повернуть вспять действие этого адского Алкагеста, вернуть мне опять мои зрелые годы и дать мне жить моей нормальной жизнью до ее положенного конца? О, Небеса! Смерть, вы говорите?

Иль Веккьо, опять сев, спокойно улыбнулся и потянулся за табаком.

— Я снова повторяю вам: будьте спокойны, — предупредил он. — Здесь вы в руках друга, несмотря на вашу измену. Если бы не так, мой ломбардец, который охотнее всего оказал бы вам именно эту услугу, уже давно сбросил бы ваше тело со свинцовыми грузами вниз со скалы в эти синие воды на сорок фатомов глубины. Сейчас не время для пародийного героизма или тщетных сетований. Вы должны принять положение таким, каково оно есть и настроиться так, чтобы как можно легче перенести переход. Вы не понимаете?

Деннисон не ответил. Но извлек из кармана небольшую фляжку. При виде ее его налитые кровью глаза засветились, вялые губы почти улыбнулись. Иль Веккьо, занятый раскуриванием трубки, казалось, не обратил особого внимания. Когда она задымила как следует, старик продолжил:

— Смерть, в конце концов, не величайшее зло. Благословенны те, кто может дождаться ее в мире, лечь для своего последнего долгого сна не покалеченным ни телом, ни душой, сообразно природе. Когда-то я противился мысли о распаде. Именно это привело меня к долгим годам исследований, которые в самом конце прервали вы. Вы, мой гость, мой удостоенный доверия друг. Неважно, теперь я вижу яснее. Смерть может даже быть благом. Мечников прав, утверждая, что когда труд жизни исполнен, инстинкт умирания заменяет инстинкт жизни. — Тут он умолк и, потянувшись, нажал электрический звонок сбоку от стола.

— Что вы делаете? — спросил Деннисон, у которого внезапно разгорелись подозрения.

— Всего лишь зову свою племянницу, — со свойственной ему мягкостью ответил старик. — Бедная девочка все глаза себе выплакала с тех пор, как вы так внезапно покинули нас. И заставила меня обещать дать ей знать немедленно, как только вы вернетесь. И вот вы здесь. Я зову ее. Итак?

Ужас преобразил лицо американца.

— Как… как… — пролепетал он. — Невозможно, чтобы она увидела меня… таким! Не надо! Я потерял пять лет с тех… с нашей последней встречи! О, Небеса, но нельзя же так!

— Можно и должно, — сурово ответил Иль Веккьо. Все самообладание Деннисона, казалось, соскользнуло с него, точно изорванная одежда, которую слишком долго употребляют.

— Ради Бога, не принуждайте меня еще и к этому! — взмолился он.

Исчезла суровая решимость мужественности, сила бойца, могучая напористая воля, которые являли себя лишь несколько недель назад. Иль Веккьо почувствовал, как мало ему лично теперь стоит бояться этой насмешки над образом мужчины, ослабевшего и уменьшившегося в размерах существа, каким стал теперь Деннисон. Голос американца звучал умоляюще, и в него прорывалась мальчишечья дрожь.

— Избавьте меня от этого! — взывал он. — Или я недостаточно страдал, чтобы все искупить? И нет способа остановить действия дьявольского снадобья?

Иль Веккьо покачал седой головой с мудрой, печальной и усталой улыбкой.

— Что посеешь, то и пожнешь, — напомнил он.

— Ничего нельзя сделать?

— Ничего. Я бы не мог вас спасти, даже если бы хотел.

— Нет надежды?