Проклятая игра - Клайв Баркер (1985)

Его архитектор тоже находился там. Она вспомнила что-то из мягкого выражения его лица, которое ни на йоту не убедило ее. Видишь, как необычайна эта пустота, похвалялся он, как чиста и абсолютна? Мир чудес не может сравниться, никогда не может надеяться сравниться с таким возвышенным ничто.

Когда она проснулась, похвальбы остались. Будто видение являлось правдой, а реальность, в которой она сейчас занимала свое место, – фикцией. Будто цвет, форма и материя были миленькими отвлекающими маневрами, предназначенными для того, чтобы скрыть пустоту, которую он ей показал. Теперь она ждала, почти не замечая, как проходит время, периодически поглаживая простыню или чувствуя под босыми ногами плетение ковра, в отчаянии ожидая момента, когда все отступит и пустота снова явится, чтобы поглотить ее.

Что ж, подумала она, отправлюсь на солнечный остров. Если она когда-нибудь и заслуживала того, чтобы немного поиграть там, то именно теперь, после стольких страданий. Но что-то омрачало эту мысль. Разве остров – тоже не выдумка? Если она отправится туда сейчас, не окажется ли слабее в следующий раз, когда придет архитектор с пустотой в руке? Ее сердце начало очень громко биться в ушах. Кто мог ей помочь? Никого, кто бы понял. Только Перл, с ее обвиняющими глазами и лукавым презрением; и Уайтхед, довольный тем, что кормил ее хмурым, пока она оставалась послушной; и Марти, ее бегун, по-своему милый, но такой наивно-прагматичный, что она никогда не смогла бы объяснить сложности измерений, в которых жила. Он – человек, живущий в единственном мире, смотрел бы на нее растерянно и пытаясь понять, но не преуспел бы.

Нет, у нее не было ни проводников, ни указателей. Лучше вернуться знакомым путем. Назад на остров.

Это была химическая ложь, она убивала со временем; но ведь и жизнь убивает со временем, не так ли? Если смерть – все, что есть, разве не имеет смысла идти к ней счастливым, а не гнить в грязной дыре мира, где пустота шепчет на каждом углу? Поэтому, когда Перл поднялась наверх с ее хмурым, она взяла принесенное, вежливо поблагодарила и отправилась на остров, танцуя.

28

Страх мог заставить мир вращаться, если как следует смазать его шестеренки. Марти видел эту систему на практике в Уондсворте: иерархия, построенная на страхе. Это было жестоко, нестабильно и несправедливо, но вполне осуществимо.

То, как Уайтхед – спокойный, неподвижный центр собственной вселенной – преобразился из-за страха, стал потным, преисполненным паники, было неприятным потрясением. Марти не испытывал никаких личных чувств к старику – по крайней мере, он об этом не подозревал, – но видел, как Уайтхед проявляет честность, и извлек из этого выгоду. Теперь, как он чувствовал, стабильность, которой он наслаждался, находилась под угрозой исчезновения. Старик явно скрывал информацию – возможно, ключевую для понимания Марти ситуации – о незваном госте и его мотивах. Вместо прежней откровенной болтовни Уайтхеда появились намеки и угрозы. Разумеется, это его прерогатива. Но это же вынудило Марти заняться игрой в угадайку.

Одно неоспоримо: что бы ни утверждал Уайтхед, человек у забора – не обычный наемный убийца. У забора произошло несколько необъяснимых событий. Огни то вспыхивали, то гасли, будто по сигналу; камеры таинственным образом отключились, когда появился этот человек. Собаки тоже заметили загадку. Иначе почему они выказывали смесь гнева и страха? Еще оставались иллюзии – пылающие воздушные картины. Никакая ловкость рук, даже самая искусная, не могла их объяснить. Если Уайтхед знал этого «убийцу» так хорошо, как утверждал, он должен был знать и его навыки: он просто слишком боялся говорить о них.