Каменные небеса - Нора Джемисин (2017)

Нэссун смотрит на него в упор, ощущая движение в себе как внезапное девятибалльное землетрясение. Таков путь мира – но нет. То, что происходит с орогенами, не просто происходит. Эти вещи были устроены так, чтобы они происходили, и это сделали Стражи после долгих лет своей работы. Может, они нашептывали эти мысли в уши всем военным предводителям или Лидерам еще до Санзе. Может, они даже были здесь во времена Раскола – внедрялись в обездоленные, перепуганные группы выживших, чтобы подсказать им, кого винить в своих несчастьях, как их найти и что сделать с этими преступниками.

Все считают орогенов ужасными и могущественными, и таковы они и есть. Нэссун уверена, что сможет смести Антарктику, если пожелает, хотя, вероятно, ей понадобится для этого сапфир, чтобы в результате не погибнуть.

Но, несмотря на все свое могущество, она лишь маленькая девочка. Ей надо есть и спать, как всем остальным маленьким девочкам, быть среди людей, если она надеется продолжать есть и спать. Людям для жизни нужны другие люди. А если ей придется бороться за жизнь против всех во всех общинах? Против всех песен и сказок, и истории, и Стражей, и ополчения, и Имперского закона и самого предания камня? Против отца, который не смог примирить понятия дочь и рогга? Против собственного отчаяния, когда она думает о неподъемной задаче просто попытаться быть счастливой?

Чем тут поможет орогения? Может, поможет продолжать дышать. Но дышать – не всегда означает жить, и, возможно… возможно, геноцид не всегда оставляет трупы.

И теперь она более чем когда-либо уверена, что Сталь был прав. Она поднимает взгляд на Шаффу.

– Пока мир не сгорит. – Он сказал ей это, когда она рассказала ему, что намерена сделать при помощи Врат Обелисков. Шаффа моргает, затем улыбается нежной, чудовищной улыбкой человека, который всегда знал, что любовь и жестокость – две стороны одной монеты. Он привлекает ее к себе и целует в лоб, и она крепко обнимает его, счастливая, что у нее есть хотя бы один родитель, который любит ее как полагается.

– Пока мир не сгорит, малышка, – шепчет он ей в волосы. – Конечно.

* * *Утром они возобновляют спуск по винтовой лестнице. Первым знаком перемены становится появление других перил на той стороне лестничного проема. Они сделаны из странного материала, яркого блестящего металла, совсем не тронутого патиной или тусклостью. Теперь перила с двух сторон, и лестница расширяется, чтобы два человека могли пройти рядом. Затем винтовая лестница начинает разворачиваться – все еще спускаясь под тем же углом, но все менее и менее загибаясь, пока, наконец, не уходит прямиком во тьму. Примерно после часа ходьбы туннель внезапно открывается, стены и потолок исчезают. Теперь они спускаются по тропе освещенных, соединенных лестниц, без какой-то подпоры висящих в воздухе. Такие лестницы невозможны, их ничто не держит, кроме перил и, видимо, друг друга, но пока Нэссун и Шаффа идут вниз, нет никакой вибрации или скрипа. Из чего бы ни были сделаны ступени, этот материал куда крепче простого камня.

Теперь они спускаются в огромную пещеру. В темноте невозможно увидеть, насколько она велика, хотя на потолке пещеры через неравные интервалы расположены холодные белые светящиеся круги, из которых падают косые столбы света. Свет не выхватывает ничего. Дно пещеры – огромное пустое пространство, полное случайно расположенных груд песка. Но теперь, когда они очутились в том, что Нэссун считала пустой магматической камерой, она может сэссить более четко, и сразу же понимает, насколько ошибалась.

– Это не магматическая камера, – потрясенно говорит она Шаффе. – Она вообще не была пещерой, когда этот город был построен.

– Что?

Она качает головой.

– Она не была закрыта. Это должно быть… не знаю. То, что остается от вулкана, когда он извергается полностью.

– Кратер?

Она коротко кивает, в возбуждении от осознания.