Живое - Марина Суржевская (2021)

— Вивьен, не делай этого, — напряженным голосом произнес Кристиан. — Я не ощущаю его чувств, он не человек. Но я ощущаю опасность. Что-то не так.

Не так? Я невесело усмехнулась. Да все не так!

Совет Двериндариума годами делал из беззащитных подростков чудовищ, что здесь может быть так?

Лицо Ржавчины исказилось, под кожей словно прошла рябь. Еще немного — и он снова станет чудовищем!

Крис даже не повернул головы. Он смотрел лишь на меня.

— Вивьен, поверь мне. Посмотри на меня. — Я смотрела. Смотрела изо всех сил, не отрываясь. Голос Кристиана стал тише. — Ты говорила, что если я угадаю, кто ты, то мое желание сбудется.

— Что?

— Считалочка, которую ты шептала в наш прошлый раз. Я вспомнил ее. Ты сказала, что это заклинание, надо угадать ответ — и мое желание сбудется. Я желаю, чтобы ты доверилась мне. Просто доверься мне, и я найду выход. Я знаю, кто ты, Вивьен. Ты Дождь. Я всегда чувствую этот запах, когда ты рядом. Летний дождь, свежий и сладкий одновременно. Им пахнет твоя кожа и твои слезы. Все еще можно изменить.

— Это всего лишь детская считалочка, Кристиан, — прошептала я.

Ржавчина невесело усмехнулся.

И я посмотрела в его осунувшееся, бледное лицо. На израненное тело. На шрам, который он сам с себя срезал. Срезал, потому что я сделала ему слишком больно. Потому что все стало слишком сложным…

…Все мы здесь. И вот вопрос:

Кто за всех в ответе?

Вот и вся моя семья.

Угадай же, кто здесь я?

«Ты в ответе за нас, мелкая!» — говорил Ржавчина. А я отбрыкивалась — почему я?

Потому что ты сильная. Умная. Смелая. Потому что умеешь разговорить нелюдимого Мора. И догнать неуловимый Ветер. И утешить Серого Пса. Потому что научила Третьего понимать буквы и спасла Тень, когда она неделями отказывалась от еды… Потому что, когда ты рядом, я верю, что приютский крысеныш однажды может стать человеком.

Помоги мне остаться человеком, мелкая.

Помоги мне остаться…

Почему же так больно?

Я обхватила себя руками.

Люди говорят, что все заслуживают второго шанса. Приютские дети знают, что второй шанс дается лишь счастливчикам. А мы никогда ими не были.

И если Ржавчина не выйдет из Мертвомира сегодня, он не выйдет из него никогда. Я знала это. Потому что сама погасила огонь, горевший в моем друге. Погасила, полюбив другого человека.

Ничего Ржавчине не обещая, кроме преданной дружбы, я все же предала его.

Так разве могу я выйти за эту Дверь и оставить его здесь?

По его лицу снова прошла рябь. Эфрим был совсем рядом.

— Вивьен, я прошу тебя, — сказал Кристиан.

Он тоже уже понял слишком многое. Увидел взгляды, сопоставил слова. В его глазах тоже жила боль. В его, в моих, в рыжих…

Лишь Верховный наблюдал за нами холодно и слегка раздраженно. Его не интересовали наши глупые чувства.

Ржавчина молчал. И это молчание било меня сильнее кулака. Он сделал шаг назад — к развалинам. Прочь от меня. Прочь от Двери.

И, подняв ладонь, я кровью нарисовала на деревянной створке знак. Тот самый, что был вырезан у меня на ребрах. По рассохшимся доскам Двери муравьями поползли знаки-глифы, такие же, какие были в подземелье безумия. Их становилось все больше и больше, они кружились вихрем, пока не заполнили чернотой всю Дверь. Контур вспыхнул и загорелся мертвенным синим светом. Верховный что-то закричал, замахнулся хлыстом, решив уничтожить меня. И я увидела, как плеть встретилась со спиной Кристиана, меня заслонившего…

Дверь распахнулась.

— Наконец-то, — сказал Ржавчина.

И я обернулась, пораженная его голосом. Жестким. Злым. Никакого смирения. Никакого понимания.