Истории Ворона (сборник) - Коллектив авторов (2021)

Костер горел на перекрестке – как раз там, где им нужно было сворачивать. Злотый бесшумно крался впереди, поглядывая по сторонам, прислушиваясь к шорохам, но в конце концов расслабился – видать, не услышал ничего подозрительного, – расправил плечи, пошел вразвалочку, не таясь. Матвей еле поспевал за ним. Ноги разъезжались в грязи, он то и дело поскальзывался, махал руками в попытках поймать равновесие и вовсю шлепал тяжелыми сапогами, стараясь догнать Злотого.

Зэк кашлянул, привлекая внимание сидевших у огня, и выкрикнул гнусаво:

– Приветствую, уважаемые! Пустите к огоньку погреться!

Ответом ему был резкий металлический лязг и хриплый окрик:

– А ну стой! Кто таков?

Старшой замер как вкопанный. Матвей в темноте налетел на него, и оба они чуть не повалились в грязь. Злотый схватил его за ворот, притянул к себе и прошипел:

– У него ствол. Шмалять начнет – ломись в лес!

Он сделал еще пару шагов к костру.

– Не стреляй! Мы без оружия!

Матвей подкрался к краю дороги и приготовился броситься в кусты.

Человек у костра вскинул ружье, прицеливаясь:

– Стой, где стоишь! Читай молитву!

Злотый медленно поднял руки над головой:

– Уважаемый, ты вальтов-то не гони! Какую тебе молитву? Я только гимн Союза знаю и песню про Ванинский порт…

Сначала Матвей увидел вспышку, и лишь потом до него донесся хлопок выстрела. Земля в метре от Злотого вспучилась и разлетелась во все стороны брызгами слякоти и сырыми комками.

Злотый отскочил назад, а человек у костра споро переломил ружье. Матвей увидел, как метнулась рука, меняя отстреленный патрон, и ствол вернулся в прежнее положение. Бежать было поздно. Раздался крик:

– Пошуткуй мне еще, сучий потрох! «Отче наш» читай!

Злотый молчал. Человек повел плечами, склонил голову к прикладу. И тогда заговорил Матвей.

Давным-давно в детстве бабушка водила его по воскресеньям в церковь. Матвей помнил темный деревянный крест на куполе, высившийся над яблонями церковного сада. Помнил красную кирпичную кладку стен. Помнил узкую прихожую, где неизменно сидела на крохотной скамеечке иссушенная старуха, торговавшая свечками. Помнил священника, молодого, с жидкой бородкой и добрым отеческим взглядом. Лучше всего помнил, как каждый раз изворачивался и прикидывался больным и уставшим, чтобы вместо службы сбежать втихаря с пацанами на пруд. Но никогда до этого дня он не вспоминал молитв. Слова их будто утонули в его памяти, а теперь, сырой холодной ночью, всплыли на поверхность. Матвей и сам не заметил, как прочел молитву, а когда дрожащим голосом выдавил «Аминь!», лихорадочно осеняя себя знамением, человек у костра сказал:

– Можете подойти.

Кряжистый старик в потертой телогрейке недобро глядел на гостей, сжимая в крепких заскорузлых пальцах двустволку. Седые космы наползали на густые низкие брови, а обвислые усы нервно подергивались. Слева от старика лежали сваленные кучей походные мешки, а справа, прижавшись друг к другу под ветхим тканым одеялом, испуганно таращились дети. Мальчик и девочка, лет десяти, похожие друг на друга, почти близнецы. Матвей подмигнул им, улыбнулся, но дети лишь отодвинулись от него подальше, и только тут он увидел, что схожесть им придали, похоже, голод и бессонница: худенькие осунувшиеся лица, заострившиеся скулы, запавшие глаза, окаймленные синими кругами. Девочка что-то шепнула на ухо мальчишке, и тот нахмурился, приобнял ее и подался вперед, загораживая собой.

Злотый, радушно улыбаясь от уха до уха, будто никто и не стрелял в него, присел на корточки у огня, протянул руки к теплу.

– Ну что, – сказал он, – меня Алексеем звать. А это, – мотнул головой в сторону Матвея, – Юрка, племянник мой. Вы таким хлебом с солью всех встречаете?

Старик хмыкнул, кривя губы в усмешке:

– Тут, знаешь, кого угодно можно встретить. Остерегаемся. Я – Кондрат. А это – Петро и Аленка. Сироты.