Хольмганг (сборник) - Вадим Калашов (2019)

Эрику было нехорошо. Рассудительный, приятный в общении человек понемногу покидал его душу. С каждым часом без шалой травы или безумных грибов глаза дата-берсеркера становились всё более и более пустыми. Олаф знал, что вскоре его новый друг перестанет интересоваться жизнью совсем. До нового приёма волшебных трав. Тогда он уйдёт в забвение, а, проснувшись, будет самым лучшим товарищем в любом достойном занятии до тех пор, пока тело снова не потребует увести душу в страну неземных грёз.

Молодой берсеркер выглядел едва ли не старше Флоси, разменявшего полвека. Он отошёл в сторону, лёг на палубу, уставившись неподвижным взглядом в осеннее небо, и когда племянник заканючил разрешения закончить партию, равнодушно махнул рукой.

– Ну, Олаф-рус, держись! Дядя научил меня играть в шахматы раньше, чем рубиться секирой! – Юный дат с нетерпением ждал хода противника, похлопывая уцелевшей рукой себя по колену. Вчера он плакал и проклинал судьбу, а сегодня уже радовался жизни.

Олаф с улыбкой вспомнил себя в шестнадцать лет и сказал:

– Играть такую мудрёную партию с учеником самого Эрика Одержимого тяжело. Я должен немного перекусить.

– Перекусывай быстрее!

– А ты?

– А я буду завтракать твоими фигурами!

Олаф откинулся назад, извлёк из сумки вяленое мясо и стал его жевать, поглядывая на юного дата, охваченного задором борьбы. Он видел одновременно и его лицо с закушенной от нетерпения губой, и фигуру его дяди – человека, которого жизнь интересовала всё меньше и меньше.

– Проклятие! – Флоси с раздражением отбросил тонкий плоский камень, наполовину заполненный мелким почерком, к груде уже исписанных. – Почему боги дали северянам рунное письмо, но не дали знаний, как записывать музыку? Не удивлюсь, если в итоге, знание о том, что скальды использовали лиру и тагельхарпу, затеряется, и потомки будут считать, что мы читали свои стихи без музыки. А-а-а, все проклятия Митгарда на мою голову!.. Ну, положим, что именно надо играть на струнах я им покажу, а как объяснить с таким горлом, где нужно петь соловьём, а где рычать медведем?!

К нему уже вернулся голос, но назвать его серебряным нельзя было даже после бочки крепкого пива.

– Слово, остаётся слово. Когда не можешь спеть, а только записать, нужно тщательней подбирать слова, рус! – прохрипел он в сторону Олафа. – О чём петь мне скажут боги, а вот искать достойные слова я должен сам. Искать в нашем общем языке или в том, что родной для меня, вводить в употреблении новые словечки из языка Империи или страны Шарлеманя. Я знаю много слов, очень много, рус, но к этому хольмгангу они все не подходят.

Олафу было жаль бродячего скальда. Для Гуннара Поединщика это был последний хольмганг в жизни, а для Флоси, если будет и дальше трудиться с таким же плохим настроением, последняя сага.

Чтобы отвлечься, он развязал один из мешочков с выигранным серебром, отделил монетку и стал подбрасывать её пальцем и ловить ладонью.

– Олаф, послушай, что вышло, – сказал Флоси и подсел поближе с несколькими рунными камнями в подоле рубахи.

Теперь, когда голос Флоси перестал быть серебряным, только Олаф-рус готов был его слушать. Да ещё Эрик Одержимый, если не пребывал в тоске по шалым травам, и, как ни странно, Гуннар Поединщик. Искалеченный хольмгангер не проявлял больше никакой агрессии по отношению к бродячему скальду. Хотел он этого или нет, но события на Гордом Острове связали всех, кто достал оружие против Чёрных братьев, узами крепкими как цепь, что держит волка Фенрира.

Но скальда, разумеется, интересовал больше такой слушатель, как Олаф-рус, а не Гуннар Поединщик.