Смерть императора - Александр Старшинов (2014)

Здесь решили провести весь день: лошади и мулы – паслись, путники же серпами жали траву и сушили сено. Набили мешки – впрок. Каждый легионер всегда имел при себе серп – чтобы сжать хлеб, посеянный другими. А впрочем, и самим сеять доводилось нередко.

Кука улегся в тенечке на набитый сеном мешок, Дионисия привязал веревкой к запястью.

– Чудное место! – сладко зевнул преторианец. – Почему тут никто не поселится?

– Через месяц здесь будет выжженная земля, – отозвался Тарук.

– А сейчас прям Элизий… – зевнул Кука.

Спустя несколько мгновений он сладко посапывал.

Приск поднялся и пошел искать Малыша.

– Скажи, как быстро хатрийцы поймут, что новые машины Филона не будут стрелять?

– Когда соберут… И то не одну. По первой наверняка решат: что-то не так сделали. А как соберут вторую, третью, сообразят, что их надули. Но, может, они их скоро не будут собирать… а если и начнут – то не во всем разберутся. Водной машине стойки мешают колебаниям рычагов. В другой отверстие в капители выбрано в семь дактилей[48], а значит – машина эта для шестифунтовых ядер, а вот рама к ней – как у баллисты для двухфунтовых камней. Да много там наделано такого, с чем не сразу и опытный фабр разберется. В третьей веревки вроде как ничего, но часть плетения – гнилье – начнут натягивать – вмиг лопнут.

– Хорошо, будем надеяться, что время есть, – задумчиво проговорил Приск. – Истолковать, что случилось в доме Дионисия, в Хатре не сразу смогут. Но если кто-то им подскажет, что машины привезли негодные, кое-кто может очень сильно разозлиться.

– Я бы не стал туда вскорости заглядывать в гости, – отозвался Малыш.

– Я бы вообще не стал… – уточнил Приск.

Глава VII

Тот, кто все помнит, иногда забывает…

Издали они увидели дымок костра, и Канес поскакал вперед, чтобы разведать обстановку. Вскоре вернулся: опасности никакой, у костра сидит одинокий старик. Подъехали, не таясь. Невысокая каменная ограда. Широкий въезд. Пожилой путник, один, без слуг, но прилично одетый – в кафтане и шароварах, сидел у костра. Его ослик пил из каменного корыта. К задней стене ограды прилепились какие-то постройки – похоже на хижину для ночевки и конюшню.

– Как я рад! – кинулся навстречу Приску и его друзьям этот старичок – щупленький, верткий, улыбчивый. Говорил он по-гречески, хотя сам мало походил на грека и внешностью, и одеждой. – Я отбился от каравана и сошел с пути. Как страшно это – сбиться с пути… – Он повторял «сбился с пути» непрерывно. – Вторые сутки сижу здесь в надежде, что встречу путников и умолю их дозволить продолжить с ними путь.

– И куда ты направляешься? – Было что-то прилипчивое в его манерах, в желании обнять, обхватить, удержать руку. Так что Приск невольно отступил.

– О, мне все равно, трижды великолепнейший, куда направиться! Я бы поехал куда угодно – лишь бы выбраться из пустыни!

– Нам далеко ехать, – уклончиво сказал Кука. При этом он внимательно прощупал взглядом старичка – нет ли под одеждой чего подозрительного. Кинжал у старика имелся – но висел на виду. Да и куда без кинжала в дороге?

– Замечательно, трижды великолепнейший! – не умолкая, бормотал старик. – Ты дозволишь бедному путнику поехать с тобой? Ослик мой вынослив и резв, и я не задержу вас в пути. И я заплачу – у меня есть несколько денариев. Я готов все отдать – лишь бы выбраться из этой ужасной пустыни!

Кто скажет «нет» безобидному старику?

И он щедро подбросил в огонь целую охапку дров – и пламя взвилось выше скал, что окружали стоянку.

– Откуда у тебя столько топлива? – прищурился Кука.

– Утром по холодку набрал. Тут полно засохших кустов. Что делать еще путнику, который сбился с пути? Только собирать хворост! Садитесь же к огню, великолепные. Сейчас дрова прогорят, и в золе я испеку вкуснейшие лепешки.