История с привидениями (перевод Александра Крышана) - Питер Страуб (1979)

Его утренние следы припорошило снегом. Воздух был восхитителен – морозный и хрустящий, как яблоко; по-прежнему падал легкий снег. Если не получится пойти поохотиться с Отто Грубе, надо будет покататься на лыжах. Льюис прошел через двор и ступил на тропинку. По темному небу над головой разбросало сверкающие облака, но день все же был наполнен серым светом. Снег на еловых лапах блестел по-особенному – словно под яркой луной.

Он сознательно пошел по тропинке в том направлении, откуда бежал утром. И удивился своему страху, вызвавшему колики во рту и животе.

– Ну вот, я здесь – приди, возьми меня! – произнес он и улыбнулся.

Он почувствовал, что кругом ни души – лишь день, лес и его дом за спиной; через мгновение он понял, что страх тоже улетучился.

И пока Льюис шел по свежему снегу к лесу, появилось новое ощущение, обусловленное, вероятно, тем, что он двигался в обратном направлении и смотрел на лес с непривычного ракурса, а может потому, что впервые за много недель он не бежал. Как бы там ни было, лес казался иллюстрацией со страницы книги – словно его нарисовали на листе бумаги черной тушью. Это был лес из волшебной сказки, слишком отчетливый, слишком спокойный, чтобы казаться реальным. Даже тропинка, игриво заворачивающая в никуда, была сказочной.

Это была ясность, порождающая тайну. Каждая голая и колючая ветвь, каждое сплетение тонких стеблей вырисовывались отдельно, сияя своей собственной жизнью. Какое-то неправильное, искаженное волшебство сочилось отовсюду. Углубившись дальше, туда, куда не проник свежевыпавший снег, он увидел свои утренние следы, и они тоже казались частью сказки, эти призрачные, нереальные отпечатки на снегу, бегущие ему навстречу.

Льюис был слишком возбужден, чтобы сидеть дома после прогулки. Пустота свидетельствовала, что в ней нет женщины; и в ближайшее время не предвидится, если только Кристина Барнс не заявится для финального скандала. Кое-какие дела уже несколько недель ждали завершения: следовало проверить отстойник канализации, стол в гостиной пребывал в плачевном состоянии и требовал полировки, так же как и почти все столовое серебро, однако эти дела могли подождать еще столько же. Так и не сняв свитер и парку, Льюис бродил по дому с одного этажа на другой, не задерживаясь ни в одной комнате.

Он вошел в гостиную. Вид большого стола красного дерева был укором ему: его поверхность потускнела, там и тут виднелись царапины, появившиеся от того, что на него ставили керамическую посуду без скатерти. Букет цветов в вазе увял; опавшие лепестки напоминали мертвых пчел.

– Неужели ты предполагал кого-то здесь увидеть? – спросил он себя. – Ты разочарован тем, что не увидел? Ну хорошо. – Он помотал головой, отнес цветы на кухню и бросил их в мусорную корзину. – Так кого ты хотел встретить? Себя?

Льюис вдруг покраснел.

Он убрал опустевшую вазу на полку, вышел из дому и пересек двор, направляясь к бывшей конюшне, которую какой-то прошлый владелец переоборудовал в гараж и мастерскую. «Морган» стоял у верстака, заваленного отвертками, плоскогубцами и кисточками в банках. Льюис нагнулся, открыл дверь машины и сел за руль. Он выехал из гаража, свернул налево, вышел из машины и закрыл дом. Затем развернул машину и по дорожке вырулил на шоссе. Он сразу же почувствовал себя в родной стихии: ветер поднял на дыбы откидной верх «моргана», прижал и разделил пополам волосы Льюиса. Бак был почти полон.

Через пятнадцать минут его уже окружали холмы и поля. Он выбирал дороги помельче, разгоняясь до семидесяти, иногда – восьмидесяти миль, когда видел перед собой прямой участок. Порой на поворотах маленькую машину заносило, но Льюис умелой рукой выправлял ее, даже не задумываясь. Он инстинктивно хорошо водил машину.

В конце концов он осознал, что повторяет маршрут, которым, будучи еще студентом, возвращался из Корнелла. Разница состояла лишь в том, что максимальная скорость тогда была тридцать миль в час.