Холодная рука в моей руке (сборник) - Роберт Эйкман (1975)

Честно говоря, я уже успела изрядно замерзнуть, хотя на мне темно-зеленое шерстяное платье, которое я прошлой зимой носила в Дербишире. Любопытно, согреюсь ли я в постели? Никак не могу заставить себя раздеться и лечь. Мисс Гисборн часто называет меня мерзлячкой. Замечаю, что употребила настоящее время. Интересно, уместно ли это по отношению к мисс Гисборн? Увидимся ли мы с ней когда-нибудь? Разумеется, я имею в виду, увидимся ли мы в этой жизни.

Со времени предыдущей записи в дневнике прошло уже шесть дней. Теперь я записываю абсолютно все; так происходит всегда, стоит мне взяться за перо. У меня такое чувство, словно, пока я записываю все, что со мной происходит, ничего ужасного не случится. Спору нет, глупо, но порой кажется – именно в глупостях и скрывается правда.

Я исписала несколько страниц, но много ли сказала? Перед отъездом все вокруг твердили, что я непременно должна вести путевой дневник. Вряд ли мой дневник заслуживает названия путевого. Либо мы трясемся в карете, причем папа и мама, естественно, сидят на тех местах, откуда открывается наилучший или хотя бы какой-нибудь обзор; либо я долгие, бесконечно долгие часы провожу в одиночестве, в огромной, мрачной как склеп спальне, и зачастую до утра не могу сомкнуть глаз. Насколько больше я увидела бы, имей возможность прогуляться по улицам других городов – разумеется, не ночью. Увы, об этом нечего и мечтать. Жаль, что я родилась девочкой. Папа тоже об этом жалеет – но, думаю, не так сильно, как я сама.

Иногда, конечно, происходит нечто, достойное упоминания в дневнике; но подобные события угнетающе похожи друг на друга. Например, сейчас мы остановились в одном из тех домов, где папу всегда готовы принять. Конечно, с моей стороны очень скверно так думать, но все-таки странно, почему люди так хотят оказать папе любезность – обычно он такой молчаливый и угрюмый, и к тому же старый. Возможно, ответ очень прост – хозяева его ни разу не видели. Ни папу, ни маму, ни меня. Обычно, когда мы приезжаем, нас встречает дворецкий или кто-нибудь из прислуги; хозяев мы и в глаза не видим, потому что они вечно в отъезде. Похоже, у этих иностранных семейств ужасно много домов и им вечно приходится переезжать из одного в другой. А если кто-нибудь из членов семьи все-таки появляется перед нами собственной персоной, он всегда почти так же стар, как папа, и не способен сказать ни слова по-английски. Надеюсь, у меня красивый голос, хотя об этом трудно судить самой; жаль, что я так плохо знаю иностранные языки. Загвоздка в том, что мисс Гисборн не умеет как следует учить. Говорю это в свое оправдание, хотя толку от подобных оправданий мало. Любопытно, окажись мисс Гисборн в этой комнате рядом со мной, как бы ей здесь понравилось? Думаю, немногим больше, чем мне, если вас интересует мое мнение.

Забыла сказать, на этот раз предполагается, что мы таки познакомимся с драгоценными владельцами дома; семья, впрочем, состоит всего из двух персон, графини и ее юной дочери. У меня такая пропасть знакомых дам, что порой совершенно не хочется знакомиться с новыми, каким бы ни был их возраст. Женщины, по совести говоря, страшные зануды – если только они не похожи на Каролину и ее маму; но таких почти не бывает. Пока ни графиня, ни ее дочь не появлялись. Не знаю почему, а вот папе, несомненно, это известно. Мне сказали, что мы познакомимся с ними обеими завтра. Признаюсь, я ничего не жду от этой встречи. Интересно, будет ли завтра достаточно тепло, чтобы надеть зеленое шелковое платье вместо шерстяного? Скорее всего, нет.