Вопрос и ответ (перевод Алексея Осипова) - Патрик Несс (2009)

Я в последнее время подрос и укрупнился, так што ему в драке досталось больше, но он как-то и не возражал особо. Даже когда мы вернулись к работе, он все равно продолжал хихикать, а из чтения чертежей прямо-таки спектакль устроил.

– Очинно сложные енти инструкшии, – выдал он с широченной ухмылкой на кровавых губах.

– Не тяни, еть твою, резину!

– Отлично, отлично. Сначала то, что мы и так уже делали. Сносим все внутренние стены. – Он приветливо посмотрел на меня. – Давай я тебе это напишу.

Шум пошел на него красной волной, но Шум – это вам не оружие.

Если вы, конечно, не мэр.

Не думал, што жизнь может стать еще дерьмовее, но она как-то всегда умудряется. Бомбы падают, башни тоже, работать вот с Дэйви приходится, и еще это мэрово особое внимание…

(и я не знаю, где она сейчас)

(и што мэр собирается с ней сделать, тоже не знаю)

(это она закладывала бомбы?)

(она?)

Я отвернулся и посмотрел на стройплощадку.

1150 пар спачьих глаз посмотрели на нас – на меня посмотрели, будто какая-то етьская сельскохозяйственная скотина: паслась себе, стригла траву, потом услышала какой-то звук и подняла голову.

Глупые, еть, овцы.

– А НУ РАБОТАТЬ! – заорал я им.

– Ну и погано же ты выглядишь, – заметил мэр Леджер, когда я с грохотом рухнул на кровать.

– Насрать.

– Умотал он тебя? – Мэр принес тарелку, которая уже давно меня дожидалась и даже не подавала признаков, што он очень уж много с нее сожрал.

– А вас, што ли, не умотал? – огрызнулся я, вкапываясь в еду.

– Честно говоря, думаю, он обо мне забыл. – Мэр ушел к себе на матрас. – Я уже черт знает сколько с ним не разговаривал.

Я поднял глаза. Шум мэра Леджера был сер, словно он што-то прятал. Ничего нового.

– Убираюсь себе, и все тут. – Он смотрел, как я ем. – Слушаю, о чем люди толкуют.

– И о чем же? – Потолковать тут не терпелось явно ему.

– Ну… – Его Шум неудобно поерзал.

– Ну – што?

Ага, вот почему Шум такой блеклый: он чего-то не хочет мне говорить, но считает, што должен… Подождем.

– Дом исцеления… – начал он. – Ну, тот самый…

– И што он? – Я, конечно, постарался звучать небрежно, но не сумел.

– Его закрыли. Стоит пустой.

Я даже есть перестал.

– Што значит пустой?

– То и значит: пустой. – Он сказал это мягко, будто знал, што новость хуже некуда. – Никого там нет, даже пациентов. Все ушли.

– Ушли? – прошептал я.

Ушли.

Я встал… хотя идти тут все равно было некуда – прямо с идиотской тарелкой в руке.

– Куда ушли? Што он с ней сделал?

– Ничего не сделал, – ответил мэр. – Твоя подруга сбежала. Так я, по крайней мере, слышал. Сбежала с женщинами, ровно перед тем как пала башня. – Он поскреб подбородок. – Всех остальных арестовали и посадили в тюрьму. Но твоя подруга… спаслась.

Это «спаслась» он сказал так, будто хотел сказать совсем не это. А вовсе даже то, што она именно так и планировала, давно уже, всю дорогу.

– Вы не можете этого знать, – отрезал я. – Вы не можете быть уверены, што это правда.

– Может, и не могу, – пожал плечами он. – Но я это слышал от солдата, который сторожит дом исцеления.

– Нет, – сказал я, сам не понимая, што имею в виду. – Нет.

– Ты вообще хорошо ее знал?

– Захлопни пасть.

Дышать стало трудно. Вдох, выдох…

Это же хорошо, што она сбежала, правда?

Ну правда же?

Она была в опасности, а теперь…

(но)

(но это она взорвала башню или нет?)

(почему она не сказала, што собирается это сделать?)

(она мне… врала?)

Я не должен этого думать, не должен думать, но оно так и лезет в голову…

Она же обещала!

А теперь ушла.

Она бросила меня.

(Виола?)

(Ты меня бросила?)

21

В шахте

[Виола]