Дни Солнца - Андрей Хуснутдинов (2021)

Паром стоял с поднятыми воротами и опущенной аппарелью. Выгрузка с автомобильной палубы, судя по красному глазу светофора перед съездом, еще не началась. По трапу сходили редкие, горбившиеся под дождем фигуры. Изображение обновлялось каждые четыре-пять секунд, так что человека, исчезавшего, как по мановению волшебной палочки, в начале схода, не всегда можно было признать в том, кто затем возникал в конце лестницы. Когда включился зеленый сигнал, на аппарели на те же несколько секунд встал почтовый фургончик, после чего картинка будто залипла, и что камера продолжала работать, было видно лишь по гуляющему рисунку дождевой ряби на бетоне.

– Это у нас вместо развлечений, – сказала домохозяйка. – Утром и вечером.

– А музеи?

– Ну, это не для нас.

– А… мятеж?

– А что – мятеж?

– Такое событие.

– Мятеж… У меня тогда было два события: канализацию прорвало и мужа не стало.

– Мужа?

– Пошел в управу за слесарем – телефон тогда тоже отключили, – завернул к полюбовнице, да так и остался… Так что кому событие, а кому – кой-что из трубы. А вы кого-то встречаете?

– Да нет. – Андрей поднялся. – Скорее… как вы.

– Развлекаетесь?

– Жду новостей.

Выйдя на лестницу, он по рассеянности спустился в вестибюль, минуту-другую, как будто раздумывая, куда идти, смотрел на улицу, потом вернулся в квартиру и снова сел в кухне. Настенные часы с мутным, точно заросшим солью стеклом показывали без четверти восемь. По карнизу барабанил дождь. Андрей ткнулся затылком в угол. Мысли скакали с пятого на десятое, от парома к гостинице и от гостиницы бог знает куда, и, как мог, он оттирал их к глухим, безопасным закоулкам, где памяти недоставало бы рук до настоящего. Ему снилось, что в ту, полусказочную, поездку на остров он играл возле каких-то старых, с геранями и кошками, домов на солнцепеке и что, не исключено, один из домов был тот, в котором сейчас он прятался в темном углу. Вещи, думал он, переживают людей, если смотреть на них со стороны. Цветы и кошки маскируют обрыв. Прохожий волен обманываться открыточным видом кулисы, но тот, кто попадает внутрь, оказывается в западне. Тут, с исподу, небо разваливается целлюлозной фиброй и время выпарено, как соль. Жить тут можно только на положении проекции, от света до света, исчезать в одном месте экрана и являться в другом. Все приемлемо и равно с этой бархатной изнанки зрения, ложь и правда, солнечные зайцы и грязные чудовища – все имеет виды на становление, и узнавать себя в темном типе через улицу бывает не более странно, чем слышать по телефону эхо своего голоса. Мальчишка, игравший под липовой сенью будущего, проиграл, так как не углядел негодяя, не окоротил его ни когда тот, полагая свой выбор единственно возможным, как самоубийца к стволу, прикладывался к телефону, ни когда, подтягивая кобуру, шел открывать на стук домовладелицы – звук хотя и не громкий, но тревожный, частый, с трубным дребезгом. Он опять посмотрел на часы, отвернулся, как от наваждения, от слепых стрелок, срезавших больше часа, и через силу, как от ложа, подался от стены – в дверь действительно стучали…

Домовладелица, взволнованная настолько, что задыхалась, не могла говорить, жестом позвала его за собой и, когда они спустились к ней, ткнула пальцем в монитор:

– Вот!

У причала было ошвартовано новое судно. Посреди паромной аппарели застыл армейский грузовик. Мокрый тент машины лежал на кузовных арках, как кожа на ребрах. Секунду спустя грузовик пропал и его место занял джип. Потом на съезде возник автобус с обрешеченными окнами. За автобусом – дважды, в воротах и в конце платформы, вероятно, заглохнув посередине, – опять показался тентованный тяжеловоз. Домовладелица вскидывала руку всякий раз, когда на сходнях возникал очередной автомобиль.

– Можно от вас позвонить? – спросил Андрей.

– Ну я же о чем вам… – Хозяйка кивнула на экран и на телефон на стене. – Амба, всё.