За тридевять земель - Екатерина Мекачима (2021)

– Ты испытываешь моё терпение, малёк, – процедил Ачим, краснея. «Все совсем худо», – подумал Борислав. Ратибор продолжал непонимающе глядеть на ловчего.

– Отдавших ум Сварогу спрашиваю. Что. Ты. Должен. Был. Сделать?! – отчеканил Ачим, прищурившись. Его светлые глаза налились краснотой, а рыжая борода подрагивала от злости.

Ратибор молча смотрел на Ачима: юноша не мог понять, что желает услышать от него ловчий, раз остановка во время обхода города не являлась поводом для наказания.

– Язык проглотил? – Голос Ачима осип, и ловчий побелел от злости. – Седмицу уборные в казармах драить будешь!!!

– Я, Сварог свидетель, действительно не понимаю, что должен был сделать! – не выдержал Ратибор. – Я вам говорил, что остановился ненадолго, чтобы посмотреть на город, и я не знаю, какое за это причитается наказание! – Услышав речи Ратибора, Борис сделался мертвенно-серым.

– Две седмицы, – прошептал Ачим. – Поверь, ни царь-батюшка, ни его наместник от справедливого наказания тебя не уберегут! Если же не ответишь на мой вопрос, третья седмица, полагай, тебе обеспечена.

– Полно, Ачим, – громкий голос был низким: новобранцы и ловчий не заметили, как к ним подошёл Годогост, военачальник стражи Южной Стены – уже седой, но могучий и спокойный воин. – Шёл я по стене с проверкой, а вы даже не заметили старшего. – Ачим и новобранцы обернулись на говорившего. – Я уверен, если новобранцы и провинились, то только по глупости, не из злого умысла, – по-отечески улыбнулся Годогост.

Ачим гневно посмотрел на военачальника Почётной Стражи Южной Стены и, пересилив себя, положил руку на сердце и поклонился Годогосту.

– Гой еси, Годогост, – с трудом сдерживая гнев, говорил Ачим. – Мо́лодцы наши непозволительно распустились.

– Что же вы сделали такого, раз так гневается ловчий? – поинтересовался Годогост, внимательно глядя из-под густых бровей то на Ратибора, то на Бориса. Годогост был полной противоположностью Ачима: в его низком голосе, уверенной позе чувствовалась настоящая сила.

– Я покинул свой пост, чтобы прогуляться, – признался Борислав. – На стене встретил Ратибора и решил пройтись с ним до следующей смотровой башни.

– Вот уж действительно глупость и безответственность, – покачал могучей головой Годогост. – Разве ты не понимаешь, что от твоей службы зависят жизни и спокойствие горожан? – нахмурился военачальник, и Борис опустил взгляд. – Как тебя звать? У тебя есть родные?

– Борислав меня зовут, – ответил юноша. – Родные в Солнцеграде живут.

– Коли ты такой безответственный, в следующий раз, когда гулять захочется, о семье подумай. Мало ли что случится: корабли иноземные или, чего хуже, Змиевы слуги, а ты не заметишь беды, потому как прохлаждаешься. – Годогост перевёл взгляд на Ратибора: – А ты, случаем, не тот самый Ратибор, который с наместником из Велейных островов прибыл?

– Тот самый, – кивнул Ратибор.

– И ты, как я понимаю, поддержал беседой Борислава, вместо того, чтобы призвать к дисциплине?

– Да, – признался Ратибор. Он догадался, что хотел услышать от него ловчий. Ратибор посмотрел на Ачима: – Кажется, я понял свой проступок.

– Хвала Богам! – гневно прошелестел Ачим.

– Только мне полагается три дня исправительных работ, а не две недели, – набрался смелости Ратибор. Борис, Ачим и Годогост удивлённо посмотрели на новобранца.

– Ты ещё торговаться сбираешься? – ахнул Ачим.

– Думается, каждому будет достаточно отработать по седмице, – предложил Годогост. – А тебя, Ратибор, спрашивал посыльный из Царского Терема, – сказал военачальник стражи. – Бересту передал и устное послание о том, что царь велит тебе присутствовать на Великом Царском Соборе.

Ратибор не верил своим ушам.

– Отец Сварог! – пролепетал Борис.

– Так я вроде всё рассказал царю, – растерянно ответил Ратибор. Предстоящий Царский Собор внушал ужас ещё больший, нежели мытьё казарм.