Ритуал - Сергей Остапенко (2021)

Насквозь промокшие одежды налились свинцовой тяжестью, но давали хоть иллюзию тепла. Несмотря на мое мычание, выражающее протест, Саня сорвал их с меня, чтобы облегчить себе ношу. Дыхание его стало прерывающимся, со лба катился пот, перемешиваясь с дождем, который он поминутно смахивал рукой. Глаза Юдина потеряли осмысленное выражение, в них читался только животный страх и жажда жизни. Но это была не паника, а, напротив, движение воли, собранной в кулак, брошенной на алтарь борьбы последней надежды, подвига духа и тела. Я – голый, бессильный, словно ворох веревок, холодный, как мертвец, – болтался у него на плече, понимая: не брось он меня, мы оба погибнем. Но воли крикнуть ему: «Оставь меня, иди сам!» – не было. Я трусил сделать этот благородный жест. Как знать, а вдруг он согласится? Мысль о том, что я останусь подыхать на склоне под проливным дождем, так близко от вожделенной пещеры, была невыносима. Нет! Вот еще усилие, мое изможденное тело поможет тебе, друг, спасать его. Что там я думал час назад? Я не боюсь рассвета? Лгун. Позер. Устроил театр в собственной голове. Да, я боюсь смерти, каких бы глубин страдания ни достиг! Устал, дружище? Ну, отдохни секунду, отдохни больше, только неси меня дальше, не оставляй! Слышишь, не бросай меня!

Мы выбрались на гребень небольшой скалы. Редкие сосны, сверкающие в сполохах молний струи ливня. Снова подземные толчки. Скользкие камни, кажется, пытаются сорваться с насиженных мест и покатиться вниз. Накрыть нас собой, наглухо запечатать под землей своей вечной печатью, скрыть от ветра, света, дождя. Под них не течет вода.

Начинающийся бред прогнала пощечина:

– Эй, очнись же!

Зрачки снова навели резкость. Искаженная усталостью физиономия Юдина выплыла из тумана. Он держал мою голову в руках.

Напрягшись изо всех сил, Юдин взвалил меня на спину и потащил. Онемевшие от холода члены уже не подчинялись моему мозгу, а обескровленное тело почти утратило всякую чувствительность. Глаза бессмысленно воспринимали набор оттенков тьмы, кружащейся в бесконечном круговороте.

Подъемы, падения, грязь, дождь, тупая боль. Так продолжалось еще какое-то время, может, полчаса или больше. Пока Юдин на горной тропе не поскользнулся и мы не скатились кубарем в какую-то яму, подобие склепа, наполовину заполненную жидкой грязью и оборванными ветвями. Юдин, побарахтавшись немного, подполз ко мне и помог освободить голову из жижи. Он взглянул наверх, и глубокие складки, возникшие от напряжения, сложились у него на лбу в новый рисунок. Я понял все. Даже при огромном желании он не сможет вытащить меня наверх из этой западни. Для этого ему нужно как минимум альпинистское снаряжение. А у него нет ничего, кроме клубка изможденных сухожилий. Но сам он, если поднатужится, вполне способен оказаться наверху. И он это сделает, потому что не захочет подыхать здесь со мной просто из чувства солидарности.

Саня понял, что долгих объяснений не потребуется. Молча он снял с себя остатки одежды и положил на валун рядом со мной. Миг поколебавшись, он вложил мне в руку топор.

– Если хочешь – можешь убить меня сейчас.

Он терпеливо ждал несколько секунд. Не знаю, был ли его поступок искренним движением души или он просто очень хорошо меня знал, чтобы понимать, что ничем не рискует. Впрочем, в тот момент я сам не мог бы поручиться, что не использую оружие по назначению. Мои пальцы несколько раз сжимались, поддавшись неясным внутренним импульсам. Я понимал, что не имею никакого морального права просить его остаться, но жгучая зависть к нему за то, что он еще может идти, за то, что у него есть шанс добраться и выжить, снедала меня. Однако моя рука не шелохнулась.

– Спасибо, – хрипло сказал Саня. – Что же, твоя участь легче. Значит, смерть друга в моей руке. Вот и верь после этого пророчествам. Не беспокойся, за Таней я присмотрю. Мы будем тебя помнить. Прощай, Сережка. И прости меня. Ты же должен мне желание? Вот мое желание: прости меня.