Ритуал - Сергей Остапенко (2021)

В следующий миг я пережил одну из самых грандиозных атак на мои органы чувств. Я как раз лежал на боку, вперившись в темнеющий на фоне неба силуэт врага, когда услышал стук топора, вонзившегося в Мировое древо. Небо вдруг от горизонта до горизонта покрылось густой паутиной молний, ринувшихся на землю сплошным водопадом. Гром врезался в уши с запредельной мощью, сравнимой, наверное, только с ударной волной от многокилотонного ядерного взрыва. Несколько молний, толстыми сверкающими загогулинами протянувшихся от самого неба до земли, поразили мертвеца, и его обугленный остов, рухнувший наземь рядом со мной, стал последним звуком перед наступившей на несколько секунд тишиной. Мне показалось, что в солнечном сплетении у меня образовалась странная воронка, куда засосало все мысли, силы, нервы и которая, переварив мои внутренности, извергла в кровь на сей раз не порцию адреналина, а какой-то жуткий яд, который растекся по жилам.

– Что это было? – спросил я у чудом выжившего под открытым небом Сани.

Он с расширившимися от ужаса глазами подошел ко мне, помог подняться и почесал затылок.

– Я метнул топор, – пояснил он. – Хотел попасть в глаз. Я его снял, но бросок был слишком сильный.

В следующий миг мы оба оказались сбитыми с ног. Земля прогнулась, потом мелко завибрировала и, несколько раз нас подбросив, дала напоследок такой толчок, что показалось, будто снизу по мне с размаху врезал ковш экскаватора. Толчки продолжались, но уже менее сильные. Я услышал, как рушатся перекрытия в подземном бункере управления. Нависшее над глинистым краем небольшого овражка дерево с треском стало крениться вниз, увлекая за собой большой массив земли.

– Боже! Кажется, наступает конец света.

– Ага.

– Пошли быстрее. Может, успеем.

Я повис на плече Сани, и он потащил меня по тропе, спотыкаясь, чертыхаясь и поминутно роняя мое все меньше трепыхающееся тело. Местность была неровная, приходилось часто взбираться по осыпающимся склонам, почти лишенным травы, а я не мог даже помочь себе, ухватившись за ствол дерева, так как единственная работоспособная рука была занята.

С гор доносился неясный гул. Поднялся ветер. Кроны волновались, тесно прилегавшие друг к другу ветви, качаясь, скрипели. Грозовые тучи, набирая скорость, катились по небосводу, угрожающе рыча.

Саня выдыхался, стараясь помогать мне взбираться. Иногда он залезал наверх и, упираясь во что-нибудь ногами, просто втаскивал меня за руку. Когда хлынул дождь, его усилия утроились, хотя эффект от них стал гораздо скромнее. Иногда нам приходилось буквально ползти по-пластунски, превозмогая боль, отплевываясь от потоков воды и грязи, из последних сил отталкиваясь закоченевшими ногами от чахлых пучков травы и узловатых корней. Разум отупел, в голове крутилась, словно заезженная пластинка, только одна мысль: мне плохо, я скоро умру, никто не может мне помочь. Обида на все и вся тщилась вырваться наружу, но закрома слез были пусты, и только бесконечная судорога в горле да непрерывная дрожь страдающего тела говорили Вселенной о том, что я ненавижу ее и проклял день своего рождения.