Город (сборник) - Клиффорд Саймак

Люди сбивались в кучки и испуганно перешептывались. В корабельной церкви шла служба: молились перед самой большой Иконой, на которой изображены Дерево, Цветы, Река и – в отдалении – Дом, а над ними – Небо с Облаками. И еще – Ветер; разглядеть его нельзя, но все знают, что он есть. В каютах делали уборку и, готовясь к «ночевке», ставили на место попадавшую мебель, а также заново развешивали Иконы – самое ценное имущество каждого семейства. А еще срезали лестницы.

Мэри выудила Икону из-под завала, и Джон, встав на стул, повесил ее на стену, которая еще вчера была полом. Он вдруг заметил, что каждая Икона хоть чем-то, но отличается от остальных. Прежде это ему в глаза не бросалось.

На Иконе Хоффов тоже было Дерево, однако под Деревом паслись Овцы, рядом – Забор и Ручей, а в углу картины росли крохотные Цветы. И конечно же Трава, вплоть до самого Неба.

Мэри ушла в соседнюю каюту, чтобы, как водится, поделиться испугом с другими женщинами, и Джон вышел в коридор. Он старался идти как ни в чем не бывало, не привлекая внимания, чтобы никто не заподозрил, что он куда-то спешит.

А он очень спешил. Внезапная и неотложная необходимость словно подталкивала его в спину.

Джон шел, напустив на себя беззаботный вид, как будто благочинно убивает скуку. Это не требовало никаких усилий, потому что так он жил всю свою жизнь. Да и все остальные тоже, за исключением разве что тех, кому повезло (или не повезло – с какой стороны посмотреть) заниматься каким-нибудь семейным ремеслом вроде ухода за гидропонными фермами, за скотом или за домашней птицей.

Однако большинство, размышлял Джон, непринужденно идя вперед, только и делали, что убивали время. Взять хоть их с Джо: они без конца играли в шахматы и скрупулезно записывали каждую партию. А потом часами разбирали записи, отмечая удачные ходы. А почему, собственно, и нет? Что плохого в том, чтобы записывать, а потом разбирать партии? В конце концов, чем еще себя занять?

Люди попадались все реже и вскоре пропали совсем. Становилось темнее: лампочек тоже поубавилось. За многие поколения Экипаж выкрутил почти все, что были на Корабле, чтобы освещать каюты.

Джон дошел до смотрового пузыря, нырнул туда и затаился, осторожно наблюдая за дорогой, по которой пришел: вдруг кто-то идет следом? Никто конечно же не шел, но мало ли. Рисковать нельзя.

Никого не дождавшись, он продолжил свой путь к остановившемуся эскалатору, который вел к центральным палубам. А там – новая странность: обычно от палубы к палубе он постепенно становился все легче, отрывался от пола и по центральной части Корабля уже не шел, а скорее плыл. Сейчас ощущения невесомости не было. Все шестнадцать этажей пришлось преодолевать пешком по одному неподвижному эскалатору за другим.

Теперь Джон шел в полной темноте. В этой части корабля не осталось ни одной лампочки: какие-то выкрутили, другие за многие-многие годы попросту перегорели. Он поднимался на ощупь, не отпуская путеводного поручня, и по сквознякам угадывал расположение коридоров, пронизывавших огромный Корабль. Наконец добрался до нужной палубы и так же на ощупь пришел к схрону – бывшему аптечному пункту, где стоял шкаф для лекарств.

Найдя нужный ящик, Джон выдвинул его и нашарил там три предмета, которые искал: Письмо, Книгу и лампочку.

Нащупав патрон на стене, он ввернул туда лампочку, и тесную комнатушку залил свет. Толстый слой пыли устилал пол, прилавок, раковину с умывальником и пустые шкафчики с болтающимися дверцами.

Конверт с Письмом пришлось положить под лампу, чтобы стала видна надпись печатными буквами: «ПРОЧЕСТЬ ТОЛЬКО В СЛУЧАЕ НЕМИНУЕМОЙ УГРОЗЫ».

В последнюю секунду Джона посетили сомнения, надо ли его распечатывать. Однако Гул прозвучал. Звезды замерли.

Разве не было предсказано, что когда прозвучит Гул и звезды встанут, то очень скоро наступит Конец?

А раз Конец близок, то угроза действительно неминуема.