Город (сборник) - Клиффорд Саймак

– Вы не будете возражать, если я возьму газету? – спросил Харрингтон у Джо.

– Валяй, приятель. Я с ней покончил. Читаю только про спорт.

– Спасибо. Мне надо кое с кем повидаться.

Пустой вестибюль здания «Ситуации» был полон блеска и ярких сполохов искр, ставших торговой маркой журнала и работающих в нем людей.

В сферическом стеклянном колпаке медленно и неуклонно вращался глобус диаметром в один фут. У основания глобуса были размечены часовые пояса, а на его поверхности вспыхивали символы, показывающие мировую ситуацию.

Харрингтон остановился в дверях и огляделся, встревоженный и напуганный вспышками и яркостью вестибюля. Понемногу он начинал ориентироваться: вон там лифты, а рядом с ними табло с указанием расположения комнат. Вот стол справок, пустой в это время суток, а сразу за ним дверь с табличкой:

ХАРВИ

Часы посещений с 9 до 5 по будням

Харрингтон подошел к табло, остановился и задрал голову, отыскивая нужное имя:

СЕДРИК МЭДИСОН…317

Отвернувшись от табло, он нажал кнопку вызова лифта.

На третьем этаже лифт остановился, и Харрингтон вышел. Справа от него была редакция новостей, а слева – ряд дверей кабинетов, выходящих в длинный коридор.

Он повернул налево, и третья дверь оказалась 317 кабинетом. Она была распахнута, и Харрингтон вошел. За столом, на котором громоздились высокие стопки книг, сидел человек. Остальные книги грудами валялись на полу и до отказа наполняли развешанные по стенам полки.

– Мистер Мэдисон? – спросил Харрингтон.

Человек оторвался от книги и поднял голову.

И внезапно Харрингтон вновь оказался в том прокуренном, полутемном кабинете, где давным-давно заключил сделку с безличным незнакомцем – только тот больше не был безличным. Харрингтон узнал окружавший этого человека ореол – потрясающее ощущение сильной личности, беспокоящее, непристойное чувство своеобразной психологической дурноты.

– Неужто Харрингтон?! – воскликнул безличный человек, ныне обретший свое лицо. – Как чудесно, что вы забежали на огонек! Просто невероятно, что мы…

– Да вот уж, – ответил Харрингтон, почти не осознавая, что говорит. Он ответил автоматически, чисто рефлекторно, как вскидывают руки, чтобы защититься от удара; сработал примитивный и незамысловатый оборонный механизм.

Мэдисон вскочил и пошел вокруг стола, чтобы поприветствовать его, и если бы Харрингтон повернулся и убежал, то успел бы скрыться. Но бежать он не мог: он был потрясен и скован и не мог сделать ни одного движения, за исключением жестов сдержанной вежливости, которые впечатывали в него на протяжении всех этих тридцати лет поддельной жизни аристократа.

Он чувствовал, как его лицо превратилось в застывшую, непроницаемую маску вежливой доброжелательности, и ощутил благодарность за это, потому что понял: теперь его лицо ни в коем случае не выдаст, что он узнал этого человека.

– Просто невероятно, что мы ни разу не встретились, – продолжал Мэдисон. – Я прочел множество написанных вами книг и был в невероятном восторге от прочитанного.

– Это очень мило с вашей стороны, – ответила обходительная, невозмутимая часть сознания Харрингтона, протягивая руку. – В том, что мы ни разу не встречались, вина целиком и полностью лежит на мне. Я не так часто выбирался в свет, как следовало бы.

Он почувствовал, как ладонь Мэдисона легла в его руку, и сжал пальцы, ощутив легкое отвращение из-за того, что эта ладонь была сухой и холодной, как птичья лапа. И вообще этот человек напоминал стервятника – его плотно обтянутая кожей, абсолютно безволосая голова напоминала череп, лицо была иссечено морщинами, пронзительный взгляд не задерживался ни на минуту, а безгубый рот был похож на узкую щель.

– Вы садитесь, – пригласил Мэдисон, – проведите со мной полчасика. Нам предстоит о многом переговорить.