Изнанка - Самат Бейсембаев

Не теряя и секунды, я прильнул в бок, в ту дыру, чтобы напасть на следующего. И тут я понял, что совершил ошибку: нужно было оставаться в узком коридоре. А так я оказался в комнате, где их число давало им преимущество в пространстве. Началась пляска в страстном танце под названием «смертельная битва». Феерия красок, фестиваль смерти и жизни. Загнанный зверь — вот кто я. Я перестал думать; все было на инстинктах. Прыжок, щит, удар, увернуться, повторить — и так раз за разом, раз за разом. Но так не могло продолжаться долго. Спустя минуты, как я думал, а на самом деле около тридцати секунд, я стал пропускать один удар за другим. Сначала урон от них был едва ощутим, потому что еще работал щит. Но я все чётче ощущал, как он теряет силу, как мышцы ног теряют силу от продолжительного бега. Только бы продержаться до подхода помощи. Почему–то в этом я был уверен. Хотя стоит признать, что за ту минуту, как все началось, помощь уже должна была подоспеть. Значит ли это, что они тоже скованные боем?

Я пропустил очередной удар: этот возымел свое действие, и я повалился на пол. Отскочив к углу, я накрылся еще одним щитом. Но добивать они не спешили. Не потому что в них вдруг проснулось милосердие — нет, а потому что, как оказалось, я их сумел–таки потрепать. Один прильнул на одно колено. Другой тяжело дышал. Третий прикрывал рукой вторую руку, с которой стекала струя крови. Только вот их было пятеро, и оставшиеся двое были вполне себе в хорошем состоянии.

Я улыбнулся. Улыбнулся, потому что в этот момент из коридора послышался топот ног. Я понял, и они поняли — это бежит помощь. По ним было видно, как они на долю секунды замешкались, но каждый из них понимал, что взять меня сразу не получится, поэтому развернувшись, они исчезли так же, как и появились.

— Кверт! — выкрикнул я. И было в этом выкрике что–то такое, что не передать словами. Радость, счастье, облегчение — все.

— Ты как, дружище? — подошел он ко мне. — Встать сможешь?

— Смогу, — я в подтверждение своих слов поднялся на ноги, — им не удалось меня достать. Хотя, признаться честно, я мысленно уже прощался с этим миром.

Его губ коснулась легкая улыбка. Такая скованная, какая бывает, когда человек пытается скрыть свои эмоции, но не выходит.

— Все в порядке, — крикнул я десятнику, который вошел в проем. — Со мной все в порядке. Я могу продолжать. Что с ребятами? — обратился я ни к кому конкретному.

— Живы. Оба. Но сражаться дальше не смогут, — кто–то ответил мне из толпы.

— Кто это был? — задал вопрос Кверт.

— Не знаю, — помотал я головой. — На них не было никаких отличительных знаков, и лица прикрыты.

Несмотря на это, день продолжался.

Медленно продвигаясь, к вечеру мы вышли на другой конец города. Эта часть заметно отличалась от всего ранее виданного: стоило взглянуть на одни только заборы, безмолвно охраняющие дома и их хозяев, как становилось ясно — здесь проживал самый обеспеченный слой населения, если, конечно, не брать в расчет дворец короля, но там мы еще не были.

Из ближайшего дома, или правильнее будет сказать вилл, послышался сильный шум и с одного из многочисленных окон, головой вперед выбивая стекла, вылетел человек. Скорость была такой сильной, что он несколько десятков метров летел, стелясь по земле, перекатываясь, пока не врезался в стену забора. Его, уже бездыханное, тело так и замерло там, в неестественном положении: локти вывернуты в обратную сторону; голова запрокинута так, что затылок касается лопаток; открытые глаза, застывшие в них зрачками, с ужасом последних секунд его жизни. В доме послышался душераздирающий крик женского голоса, который перевернул внутри все органы.

Эта сцена так сильно впечатлила нас, что многие инстинктивно начали жаться ко мне, рассудив, что подле меня они найдут защиту. Заметив это, я поежился: все–таки не нравился мне новый статус — а-ля гроза врагов. Хотя, признаться честно, это тешило самолюбие.