Не прощаюсь - Борис Акунин (2018)

– Вы умный человек. Не вам объяснять, что с детьми без наказаний нельзя – испортятся. За хорошее детей надо поощрять, за плохое – давать взбучку. Для их же пользы и в наущение другим. Наказание обязательно должно быть страшным. Потому что страх – отличный воспитатель. Жизнь, главный учитель, вообще страшная. И жестоко наказывает провинившихся. Если кара понятна и справедлива, люди всегда ее одобрят. У нас три степени наказания. За мелкие нарушения и шалости сажаем в карцер или сечем розгами. За средние – выгоняем из Школы. А третья степень, за тяжкие преступления, – публичная казнь. Поясню на частном примере. У нас в Школе пить вино запрещено. Сухой закон. Это заблуждение, что на Руси всегда пили и что русские без водки не могут. Иван Грозный, бес, в шестнадцатом веке учредил кабаки для пополнения казенных доходов и споил народ. Так вот, за пьянство у нас наказание первой степени – порют. За самогоноварение – вторая степень: гоним в шею. За торговлю спиртным – смерть. И еще голову на шест втыкаем, для неповадности… Что насупились? – усмехнулся Жовтогуб. – Европейская чувствительность в наших российских палестинах приживется еще не скоро. Говорю вам: зеленая правда сурова. Но спастись Россия может только ею.

– И как вы себе представляете с-спасение?

– А просто. Всё настоящее вообще простое. Зеленой России надо объединиться, пока красная Россия воюет с белой Россией. Союз крестьянских республик – вот что нам нужно. Промышленный Север пускай себе живет как хочет. Урал с Сибирью нам тоже не надобны. Инородные окраины тем более. Заживем нашим черноземным земледельческим краем. Всю Россию и всю Европу хлебом накормим – не бесплатно, конечно. Что нам понадобится – выменяем или купим. Выучим наших детей наукам, построим новое здоровое общество, на братстве и справедливости. У нас уже и вождь есть, Нестор Иванович Махно, народный герой. У него двадцать пять тысяч войска. Надо только, чтобы Нестор Иванович от своей анархистской мути отошел, поверил в «зеленую правду». Тогда мы с батькой сговоримся, и прочие все к нам подтянутся… Так скажете вы, куда и зачем на самом деле направляетесь? – вдруг спросил директор. – Вы ведь даже имени своего еще не назвали.

– …Скажу, – не сразу ответил отец Сергий. – И представлюсь. Но не сейчас, попозже. Сначала хочу присмотреться к вашему зеленому раю.

– Это правильно. Я и сам такой, поспешать не люблю, – кивнул Жовтогуб. – Что ж, погуляйте, поглядите.

– А что это у вас все мужики б-бритые? – спросил отец Сергий. – Даже Петру Великому такое не удалось.

– Не все. Кто показал себя зрелым – командиры, мастера и прочие уважаемые люди – могут завести усы. А самые почтенные, члены Учительского Совета, носят бороды. – Никодим Львович с улыбкой дернул себя за бороденку. – Это как в жизни. Когда человек взрослеет – сначала волос прорастает на верхней губе, а потом уж по всей физиономии.

– Так у вас, верно, и п-парикмахерская есть? – опять спросил про чепуху отец Сергий.

– Целых три. Желаете побриться?

– И подстричься. Надоело ходить дикобразом.

– Тогда вот вам денег. Мы печатаем собственные.

Жовтогуб протянул несколько зеленых бумажек, отец Сергий их с любопытством взял. Поднялся.

– Когда насмотритесь – приходите. Буду ждать. А ты, красавица, оставайся жить, – сказал директор Моне, когда она тоже вскочила со стула. – У нас молодых женщин не хватает, зато женихов много, молодец к молодцу.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила она. – Я, если можно, тоже похожу, посмотрю. Вдруг кто понравится.

И – скорее за отцом Сергием, чтоб не отстать.

Страшиловка

На площади отец Сергий отдал ей часть денег.

– Поешьте что-нибудь, а я пойду приведу себя в порядок. Встретимся здесь же через час.

– В какой еще порядок?! – зашипела Мона. – Как вы можете?! Наши товарищи в этой их «инспекторской», в застенке, где их допрашивают, а потом, наверное, убьют! Их нужно спасать!