Сёгун - Джеймс Клавелл (2017)

Фудзико спокойно дала распахнуться верхнему кимоно, зеленому с узором, но, когда развязывала тонкий шелковый пояс желтого нижнего кимоно и отводила в сторону полы, пальцы ее задрожали. Кожа у нее была чистая, груди, края которых показались между складками шелка, – маленькими и плоскими. Ханаити встала на колени, развязала ленты на нижней юбке и стянула ее с талии на пол, чтобы хозяйка могла переступить через нее.

– Иэ, – приказал Блэкторн, подошел к ней и задрал подол. Ожоги захватывали всю заднюю сторону икр. – Гомэн насай.

Она стояла не двигаясь. Капли пота стекали по ее щекам, прочерчивая полосы в краске. Он поднял подол повыше. Обгорела вся задняя поверхность ног, но заживление, видимо, шло отлично: уже образовались рубцы; никаких признаков воспаления, нагноений не было видно, только немного чистой крови, проступившей там, где новая, молодая ткань лопнула, когда Фудзико опускалась на колени.

Он приподнял подол еще выше. Ожоги кончались в верхней части ног, обходили крестец, который уберегло от пламени придавившее его бревно, и затем снова начинались на пояснице. Бугры шириной в полруки шли вокруг талии. Рубцовая ткань уже перешла в шрамы. Неприятное зрелище, но заживает на удивление.

– Очень хороший лекарь. Лучший из всех, каких я видел! – Он отпустил край кимоно. – Прекрасно, Фудзико-сан! Шрамы, конечно, ну и что? Ничего. Я видел много пострадавших от ожогов, понимаете? Вот и хотел сам посмотреть, чтобы понять, как дела. Очень хороший лекарь! Будда помог вам. – Он положил руки ей на плечи и посмотрел в глаза. – Не беспокойтесь. Сиката га най, да? Вы поняли?

У нее хлынули слезы.

– Пожалуйста, извините меня, Андзин-сан, мне так стыдно. Пожалуйста, простите мою глупость, простите, что я была там, попалась, как полоумная эта. Мне следовало быть с вами, защищать вас, а не толкаться со слугами в доме. Мне нечего было делать в доме. Не было причин там находиться…

Сочувственно ее обнимая, он дал ей выговориться, хотя почти ничего не понял из ее речи. «Мне бы надо выяснить, чем лечил ее этот врачеватель, – возбужденно думал он. – Это самое быстрое и хорошее заживление, какое я встречал. Каждый капитан ее величества должен владеть этим секретом. Да что там – любому европейскому капитану он необходим. Постой! А кто бы отказался заплатить за такой рецепт несколько золотых гиней? Ты же можешь сделать целое состояние! Нет уж, не таким путем. Только не так. Наживаться на страданиях моряков? Нет!»

Фудзико повезло, что обгорела только задняя поверхность ног. Лицо все такое же квадратное и плоское, острые зубы – как у хорька, но глаза излучают такую теплоту, что, пожалуй, язык не повернется назвать эту женщину непривлекательной. Он еще раз обнял ее:

– Ничего, Фудзико-сан, не надо плакать. Это мой приказ!

Блэкторн отправил служанку за свежим чаем и саке, приказал принести побольше подушек и помог Фудзико расположиться на них. Она все стеснялась и то и дело спрашивала:

– Как я смогу отблагодарить вас?

– Не надо благодарностей. Давайте снова… – Блэкторн порылся в памяти, но не нашел японских слов «помогать» или «помнить». Тогда он вытащил словарь и поискал их там. – Просить – о-нэгаи… Вспоминать – омой дасу… Хай, мойтидо нэгаи! Оми дэс ка? (Помогайте мне снова. Помните?) – Он поднял кулаки, изобразил пистолеты и нацелился ими. – Оми-сан, помните?

– О, конечно! – воскликнула она, потом, заинтересовавшись, попросила посмотреть книгу. Она никогда не видела раньше латыни, и колонки японских слов против латинских ничего не сказали ей, но она быстро ухватила смысл:

– Это книга всех наших слов… простите. Книга слов, да?

– Хай.

– Хомбун? – спросила она.

Он показал ей, как найти это слово на латыни и по-португальски:

– Хомбун – долг. – Потом добавил по-японски: – Я понял, что такое долг. Долг самурая, да?

– Хай! – Она захлопала в ладоши, как будто ей показали чудесную игрушку.