Сёгун - Джеймс Клавелл (2017)

– Я решу это позднее. – Голос Торанаги прозвучал резко – он не дал себе труда быть обходительным и сделал знак, что аудиенция окончена. – До свидания, Андзин-сан, я скоро решу, что делать с вами. – Он видел, что капитан хочет настоять на своей просьбе, но постарался от него отделаться. «Боже мой, – удивился он, – наконец-то чужеземец научился вежливости!» – Скажите Андзин-сану, что ему нет нужды ждать вас, Марико-сан. До свидания, Андзин-сан.

Марико выполнила его просьбу. Торанага, отвернувшись, смотрел на Эдо сквозь ливень, что обрушился на город, прислушивался к шуму воды. Дверь за Андзин-саном закрылась.

– Так что за ссора? – Торанага обратился к Марико, не глядя на нее.

– Простите, господин?

Его настороженный слух тут же уловил слабую дрожь в ее голосе.

– Между Бунтаро и вами, разумеется. Или вы участвовали в другой ссоре, которая касается меня? – добавил он с горьким сарказмом – этот оттенок в голосе казался ему необходимым, чтобы ускорить дело. – С Андзин-саном, может быть, или с моими врагами-христианами, или с Цукку-саном?

– Нет, господин. Пожалуйста, извините меня. Это началось как всегда, как начинаются обычно ссоры между мужем и женой. По существу, из-за ничего. Потом внезапно, как это обычно бывает, вспомнились старые обиды… Не знаю, что на нас обоих нашло…

– Нашло?

– Да. Пожалуйста, простите меня. Я немилосердно испытывала терпение мужа. Это полностью моя вина. Сожалею, господин, но в таких случаях люди говорят дикие вещи.

– Ну, давайте выкладывайте, что за «дикие вещи»?

Марико побледнела. Ее загнали, как лань. Конечно, она догадывалась: шпионы уже сообщили ему, о чем именно кричали в тишине их дома…

Она пересказала ему все, что тогда говорилось, стараясь излагать как можно полнее, потом добавила:

– Я считаю, что мой муж пребывал в состоянии дикого гнева, который вызвала я. Он предан вам – я знаю, что предан. Если и нужно кого-то наказать, то, конечно, меня, господин. Я толкнула его на это безумие.

Торанага, прямой как струна, снова сел на подушку, лицо его окаменело.

– Что сказала госпожа Гэндзико?

– Я не разговаривала с ней, господин.

– Но собираетесь с ней поговорить или собирались?

– Нет, господин. С вашего разрешения, я намеревалась сразу же уехать в Осаку.

– Вы поедете, когда я скажу, не раньше. Измена – самое отвратительное из всех преступлений!

Она поклонилась, стыдясь его язвительных слов.

– Да, господин. Пожалуйста, простите меня, это моя ошибка.

Он позвонил в маленький ручной колокольчик – дверь распахнулась, появился Нага.

– Слушаю, господин.

– Позови сейчас же господина Судару с госпожой Гэндзико.

– Да, господин. – Нага повернулся, чтобы уйти.

– Подожди! Потом собери мой совет, Ябу и всех… и всех старших военачальников. Они должны быть здесь в полночь. Сними все посты на этом этаже. Возвращайся с Сударой.

– Да, господин. – Побледневший Нага закрыл за собой дверь.

Торанага услышал шум на лестнице, подошел к двери и открыл ее – на площадке никого не было. Он захлопнул дверь, взял другой колокольчик и позвонил. Открылась внутренняя дверь в дальнем конце комнаты – едва заметная, так ловко замаскировали ее мастера в деревянной панели стены. На пороге стояла полная женщина средних лет в накидке с капюшоном – одежде буддийской монахини.

– Слушаю вас, великий господин.

– Будь добра, зеленого чая, Тяно-сан, – попросил Торанага.

Дверь закрылась, Торанага снова посмотрел на Марико:

– Так вы думаете, он предан мне?

– Я это знаю, господин. Пожалуйста, простите меня, это была моя вина, не его. – Она отчаянно пыталась убедить Торанагу. – Я его подстрекала.

– Да, вы. И это было ужасно! Непростительно! – Торанага вынул платок и вытер бровь. – Но кстати.

– Простите, господин?